тех сильных мужчин, что обожают заботиться и баловать, детей, девушек, любое нежное и прелестное создание. И он окружил Алису, которая осталась без поддержки жениха, заботой и вниманием. Каждый день делал ей подарки в виде какой-то безделушки, украшения, книгу с красивыми иллюстрациями, ноты новой модной песни… Из Элиота привозили экзотические лакомства и фрукты, которые обожала Алиса, особенно виноград и апельсины, ей шили новые платья… Прежняя любимица принца, Габи, страшно злилась, и усугубляла ситуацию, совершая обычную ошибку недалёких людей: она гордо отказывалась присутствовать вместе с Алисой на обедах и ужинах принца, считая, что дядя поймёт её обиду и пересмотрит своё отношение к ней… Увы, принц реагировал совершенно не так, как она планировала, и просто перестал её звать. В отместку Габи не переставала злословить в адрес Алисы и изо всех сил стараться настроить против нее всех, кого только могла. По Девичьей Башне давно разнёсся слух, что Гэбриэл Хлоринг назвал настоящими красавицами из всех дам только Алису, Габриэллу и Аврору, и остальные дамы, сильно уязвлённые этим, азартно и безжалостно обсуждали двух подружек, язвительно комментируя каждый их шаг, каждый наряд, каждый поступок. Зависть и ревность разрастались прямо пропорционально растущей популярности Алисы в замке и в городе, и конечно же, благодаря усилиям Габи. Та испытывала сильный страх перед разоблачением, и подавляла этот страх, распаляя в себе и так нешуточную злость. Получалось, что не важно, что делает она, Габи, когда есть такая интриганка и втируша, как Алиса, графиня Июсская! Габи обвиняла Алису в том, что та заняла её место возле принца, и мотивировала это тем, что, дескать, она, Габи, честная и прямая, и не пытается лестью и притворством польстить бедному дяде, слишком доверчивому и после болезни… хм… не совсем такому, как прежде. Габи писала гневные письма матери, и та в последнем письме сообщила, что скоро будет в Хефлинуэлле, чтобы, во-первых, увидеть нашедшегося племянника, во-вторых, разобраться в том, что там творится и «навести порядок».

Это был не самый умный шаг со стороны Габриэллы, но она никогда не блистала умом. О том, что мать положит конец её поездкам в Гранствилл, Габи сообразила только задним числом, уже после того, как мать сообщила, что покинула Маскарель и едет к ним. Баронесса Алиса Маскарельская была женщиной не более умной, но более вздорной и бесцеремонной, нежели её дочь. У Габи теперь не было практически никакого шанса ускользнуть от бдительного ока матери и что-то предпринять; и сознание этого окончательно испортило её характер. Габи стала совершенно невыносима в эти дни, и принц уже трижды вызывал её к себе и пытался сначала выяснить, что с нею происходит, даже думал, что вина на нём, что он пренебрегает ей в последнее время, потом попытался её приструнить, и в конце концов, просто сделал ей выговор после того, как ему донесли о травле, которую Габи пытается организовать против Алисы. Алиса вела себя идеально: она вообще не заводила речь о Габи в разговорах с принцем, а когда он прямо спрашивал её, пожимала плечами и говорила, что замечает неприязнь принцессы, но не понимает её и сказать ей нечего. Сама она с Габриэллой ссориться не хочет, и в любой момент готова ей простить все сплетни и наговоры и протянуть ей руку. «Может быть, – добавляла она, – я что-то когда-то сделала или сказала не так; если дело во мне, я готова извиниться, хотя я, право, не знаю, что бы это могло быть». Так что Габи и здесь потерпела поражение.

Но в последние дни её это почти не трогало. Её приключение произвело какую-то неосознанную ею самой, но сокрушительную перемену в её сознании. С Габи произошло такое, что прежде даже не пришло бы ей в голову, такое, что не укладывалось у неё в голове. Её унизили и оскорбили, как только можно, и думать об этом было жутко, до такой степени, что Габи просто не думала. Это мгновенно стало табу. Этого не было, и всё. Всё! Но приключений хотелось по-прежнему; только теперь Габи не собиралась рисковать собой. Решение пришло само собой, подстёгнутое рассказами Беатрис: Габи решила подложить под Иво свою глухонемую служанку, Гагу. Девчонке было всего тринадцать лет, и она наверняка была девственницей. С виду она была не дурна, хоть и несколько тоща, а благодаря своему изъяну, никогда не пожаловалась бы на то, что с нею сделали. Габи захотелось посмотреть, как Иво насилует эту дурочку, и она, притащив девочку с собою в дом, где встречалась с Иво, велела Гаге раздеться до рубашки и сесть на постель в ожидании любовника. Когда Иво поднялся к ней, весь во власти приятных предвкушений, он был шокирован присутствием полураздетой девочки с испуганными глазами и тощими голыми коленками.

– А у меня для тебя сюрприз! – Заявила Габи. – Эта девка – девственница!

– И что? – Насторожился Иво.

– Как что?! Трахни её, а я посмотрю! Она глухонемая, её никто не услышит…

– Не понял? – Иво весь похолодел. Он привык думать, что Габи любит его, но не может признаться и не может открыто заявить о своей любви, потому, что она – принцесса крови, а он – армигер-полукровка, почти никто… Сам он был настолько увлечён, что в последнее время не думал больше ни о ком и ни о чём. Габи завладела его сердцем, телом и душой так, что он на всё готов был для неё… только не насиловать девчонку на её глазах! Даже в Садах Мечты он это ненавидел, даже не зная ничего другого, не испытывал от этого того удовольствия, какое испытывали другие. Да что происходит?.. Иво с надеждой перевёл взгляд на Габи: она, наверное, просто испытывает его? Это какое-то испытание, не может быть иначе!

– Что стоишь? – Рассердилась Габи. – Ну же, бери её!

Гага, не понимая, что происходит, переводила напряжённый взгляд с Иво на Габи и обратно, пытаясь прочитать что-то по их губам.

– Госпожа, скажите, что вы пошутили! – Взмолился Иво. – Скажите, что проверяете меня!

Ей бы воспользоваться, пока не поздно, этой лазейкой, которую он ей дал, перевести всё в шутку – так поступила бы на месте Габи любая мало-мальски сообразительная девушка. Габи же пришла в ярость.

– Немедленно, – зашипела она, хватая Гагу за локоть и швыряя к Иво, – рви на ней рубаху и трахай её!

Иво подхватил девочку и вытолкнул за дверь. Габи, в ярости от того, что её прихоть встретила такой прямой отпор, набросилась на него:

– Как ты смеешь, дрянь, что-то строить