Но тут пришлось убедиться, что дело вовсе не шуточное и никакому недоразумению нет места.

Едва только наши стали подходить к китайскому берегу, как китайцы открыли по ним огонь из окопов, уже сооружённых ими на протяжении 15—20 вёрст вдоль берега.

Они буквально засыпали подходивший русский пароход пулями; нечего было и думать пристать к их берегу.

В то же время из Сахалина[64] — китайской деревни, лежавшей напротив Благовещенска, китайцы начали стрелять по купавшимся переселенцам и по мирно гулявшим по набережной жителям.

Стреляли китайцы очень плохо. Их пули и снаряды не причиняли вреда. Но у них в Сахалине было шесть пушек, да собралось их там около десятка тысяч; ружья у них были великолепные, били далеко, стреляли же китайцы залпами, так что вся набережная Благовещенска оказалась осыпанной ужасным свинцовым дождём.

При первых выстрелах благовещенцы даже не поняли, что это такое, но зато, как только сообразили, в чём дело, сразу же нашлись.

Все бросились в думу, где были старинные ружья[65]. За какие-нибудь два-три часа сформировалась дружина добровольцев. Часть их принялась рыть вдоль берега ложементы, и на другое утро уже Благовещенск мог отвечать на выстрелы из Сахалина.

Куда пропал минутный страх, охвативший было не ожидавших ничего подобного обывателей. Они прекрасно чувствовали себя в ложементах, и их огонь принёс вреда китайцам больше, чем огонь последних Благовещенску. Установили кое-как орудие, которое открыло пальбу по деревне — да так удачно, что вскоре в Сахалине вспыхнул пожар.

— Ай да мы! — радовались добровольные защитники Благовещенска. — Вот мы каковы! Христолюбивому воинству не уступим!

— А солдаты-то так без ружей и остались...

— Как ото?

— Разве не знаете? Двум батальонам приказано было сдать винтовки для отсылки в Хабаровск.

— Знаем. А вчера им не выдали?

— Какое! До того ли было, чтобы разбираться! Нам выдали, а солдаты без ружей — на смех остались!

Впрочем, беда скоро была поправлена; получили ружья и солдатики, тоже засевшие в окопы.

Многие возмущались поступком переселенцев-молокан.

— Неслыханное дело!

— Что такое?

— Молокане отличились!.. Им ружья дали, а они сложили их в свои телеги да и отъехали в кусты...

— Закон их запрещает!

— Какой там закон! По всякому закону русские люди должны Отечество защищать, а эти хуже баб...

— Вот то-то за них бабы и отличались... Утёрли им нос!

— И то сказать, у нас баба молодец, всем бабам королева!

Говорили они о действительно замечательном подвиге двух женщин — Настасьи Юдиной и её подруги.

Когда началась неожиданная бомбардировка, нужно было во что бы то ни стало собрать лодки на Амуре. Приходилось проделывать это под китайским огнём.

Никто из мужчин не решился. Тогда Юдина с подругой кинулись в воду, вплавь добрались до лодок и пригнали их к берегу. Женщины так стойко держали себя под выстрелами!.. Они не выказали и тени страха, когда пули Летали около них.

— Теперь им хоть Георгия дать, и то впору! — шутили «русские буры», как сами себя прозвали добровольцы.

Весь их страх прошёл. Над китайскими выстрелами они смеялись. Всё было успокоилось, когда вдруг по Благовещенску пронёсся новый слух...

В город во весь опор примчалось несколько крестьян из организованной ими дружины. Они Казались очень испуганными и, носясь по городу, кричали, что было мочи:

— Спасайтесь! Китайцы перешли за Зею!

Тут всем пришлось не на шутку смутиться. Дрогнули и самые храбрые. Да и было отчего.

Зея — река, впадающая в Амур выше Благовещенска, и притом как раз у Айгуна.

Переход китайцев через Зею указывал на то, что они через несколько часов всеми силами обрушатся на Благовещенск... А в том, что многим тысячам китайцев никакого труда не составив стереть его с лица земли, обратить в груды развалин — никто ни минуты не сомневался.

Вой, крик, шум, паника поднялись в городке.

— Батюшки, смерть подходит! — слышались вопли.

— Нечего пардону ждать от проклятых нехристей... Всех нас они перережут здесь...

Ах беда! Слышали, что длиннокосые делают?

Новый ужасный слух пронёсся среди благовещенцев... Слух казался достоверным, так как распустили его очевидцы...

По их рассказам, китайцы наголову разбили русских защитников Благовещенска и, взяв несколько десятков пленных, умертвили их после ужаснейших мучений.

— Уж как они терзали бедненьких, как терзали-то! — говорили «очевидцы». — Ноготки им повырывали, ушки пообрезывали, кипяточком обливали, а потом Жарить начали, всё равно как говядину, на сковородках... Мученики так и извивались, как жариться пришлось, а после того головушки им всем поотрубали и на колышках поразвешали, чтобы мы глядели на них да себе ждали такую же участь.

Рассказывали все эти ужасы простые крестьяне. Они были дружинники сформированной крестьянской дружины, и всем было известно, что их уже водили в бой против китайцев. Не верить им казалось невозможным.

— Господи! Что только будет! — метались в смертельном ужасе мужчины и женщины.

— Спасибо, что хоть на покаяние время дают! Надобно бежать, просить, чтобы собор открыли.

Находились и скептики.

— Да молодцы-то пьяны! — убеждённо говорили они, повнимательнее взглянув в лица вестовщиков и послушав их речи.

— Пьяны? Быть не может! — не верили перепуганные благовещенцы.

— Сами взглянете; в стельку!

Эти заявления не имели успеха.

— Пьяны? Так что ж! Как же военному человеку и не выпить! Кому же приятно на смерть идти!

В Благовещенске совсем приготовились к гибели. Кто был починовнее — забрался в губернаторский и казённые дома, кто попроще — в церкви и казармы; много народа побежало из города «в кусты». Жёны чиновников, благовещенская аристократия, готовились к смерти по-своему. Дамы запасались кто бритвой, кто револьвером...