Монтегю едет с королем и его верховым двором в долгое путешествие, а Томас Кромвель рассылает по Англии своих верховых: горстку доверенных людей, чтобы оценить стоимость каждого владения церкви, независимо от размера и ордена. Никто точно не знает, зачем лорд-канцлеру это знать; но никто не думает, что это обернется чем-то добрым для богатых мирных монастырей.

Моя бедная принцесса прячется в своей спальне в Хетфилдском дворце, пытаясь укрыться от травли слуг Елизаветы. Королеву снова перевезли. Теперь она заточена в замке Кимболтон в Хантингдоншире. Это недавно построенная башня, в которой только один вход и выход. Ее управляющие, можно звать их просто тюремщиками, живут на одной стороне двора, королева со своими дамами и немногими слугами на другой. Мне говорили, что она больна.

Женщина, которая зовет себя королевой, живет в Гринвичском дворце, ожидая рождения ребенка, в тех же королевских покоях, где Катерина и я претерпевали ее роды, надеясь на появление сына.

Судя по всему, на этот раз все уверены, что будет сын и наследник. Обращались к врачам, астрологам и пророчествам, и все твердят, что родится сильный мальчик. Все так уверены в этом, что прежние покои королевы в Элтемском дворце перестраивают в роскошную детскую для будущего принца. Для него куют колыбель из чистого серебра, придворные дамы вышивают его белье золотом, его назовут Генри, в честь отца-победителя, он родится осенью, и при его крещении все поймут, что короля благословил Господь, а женщина, которая зовет себя королевой, делает это по праву.

Мой капеллан и духовник Джон Хелиар приходит ко мне, когда собирают урожай. В полях ставят огромные стога, чтобы у нас зимой было сено, зерно телегами свозят в хранилище, я стою у его дверей, и сердце мое ликует каждый раз, как груз изливается золотым дождем с повозки. Этого хватит, чтобы прокормить моих людей зимой, это принесет поместью доход. Состоятельность так меня утешает, что я думаю, не сродни ли мои чувства греху чревоугодия.

Джон Хелиар не разделяет мою радость, у него обеспокоенное лицо. Он просит меня поговорить наедине.

– Я не могу принять присягу, – говорит он. – В Бишемскую церковь пришли, но… Не могу себя заставить.

– Джеффри смог, – отвечаю я. – И Монтегю. И я. Нас вызвали первыми. Мы это сделали. Теперь ваша очередь.

– Вы верите в сердце своем, что король – истинный глава церкви? – очень тихо спрашивает он меня.

Возчики поют, направляя телеги по дороге, большие волы натягивают упряжь, как весной, когда тянули плуги.

– Я исповедалась вам во лжи, которую произнесла, – тихо отвечаю я. – Вы знаете, какой грех я совершила, когда подписала клятву. Знаете, что я предала Господа своего, и свою королеву, и свою возлюбленную крестницу, принцессу. Я подвела своих друзей, Джона Фишера и Томаса Мора. Я раскаиваюсь в этом каждый день. Каждый.

– Я знаю, – серьезно говорит он. – И верю, что Господь тоже знает и прощает вас.

– Но мне пришлось это сделать. Я не могу обречь себя на смерть, как Джон Фишер, – с сожалением отзываюсь я. – Я не могу по доброй воле отправиться в Тауэр. Я провела всю жизнь, пытаясь избежать Тауэра. Я не могу этого сделать.

– И я не могу, – соглашается он. – Поэтому, с вашего позволения, я покину Англию.

Я так потрясена, что поворачиваюсь и хватаю его за руки. Какой-то безмозглый похабник в поле свистит и получает от кого-то оплеуху.

– Нам нельзя говорить здесь, – нетерпеливо произношу я. – Идемте в сад.

Мы уходим от шума зернового двора в садовую калитку. Там у стены есть каменная скамья, вокруг которой все еще пышно цветут поздние розы, роняя пахучие лепестки. Я сметаю их рукой и сажусь, Джон Хелиар встает передо мной, словно думает, что я буду его ругать.

– Да сядьте же!

Он делает, что велено, и на мгновение умолкает, словно молится.

– Честно говоря, я не могу дать клятву и слишком боюсь смерти. Я собираюсь уехать и прошу – скажите, могу ли я вам чем-то служить?

– В чем?

Он тщательно выбирает слова.

– Я могу доставить письма ваших сыновей. Могу навестить вашего родственника в Кале. Могу отправиться в Рим ко двору Папы и говорить там о принцессе. Могу поехать к императору и поговорить с ним о королеве. Я могу выяснить, что говорят о нас английские послы, и прислать вам отчеты.

– Вы предлагаете себя мне в шпионы, – обрываю его я. – Вы полагаете, что мне нужен шпион и гонец. Когда вы, первый среди всех, знаете, что я принесла присягу верности королю и королеве Анне и их наследникам.

Он ничего не отвечает. Если бы он стал возражать, что лишь предлагал мне передать письмо сыну, я бы поняла, что он – шпион Кромвеля, подосланный, чтобы заманить нас в западню. Но он молчит. Только кланяется и говорит:

– Как вам будет угодно, миледи.

– Вы все равно поедете, если я не дам вам поручения?

– Если вы не можете использовать меня для этой работы, я найду кого-нибудь, кто сможет – возможно, лорда Томаса Дарси, лорда Джона Хасси, ваших родственников? Я знаю, многие принесли клятву против воли. Я отправлюсь к испанскому послу и спрошу его, не могу ли я что-нибудь сделать. Думаю, многие лорды захотят узнать, что делает и о чем думает Реджинальд, какие планы у Папы, а какие у императора. Я буду служить интересам королевы и принцессы, кто бы ни стал моим господином.

Я срываю розу с мягкими лепестками и вручаю ему.

– Вот вам ответ, – говорю я. – Это будет вашим значком. Ступайте к другу Джеффри Хью Холланду, его прежнему мажордому, он безопасно переправит вас через пролив. Потом отправляйтесь к Реджинальду, расскажите ему, как у нас обстоят дела, а потом служите ему и принцессе вместе. Скажите ему, что клятва была для нас последней каплей, что Англия готова восстать, он лишь должен сказать нам когда.

Джон Хелиар уезжает на следующий день, и когда о нем спрашивают, я отвечаю, что он уехал, не сказавшись и не уведомив меня, что мне нужно будет найти другого капеллана для домашних и духовника для себя и что все это чрезвычайно досадно и хлопотно.

Когда приор Ричард созывает всех моих домашних после службы в воскресенье, чтобы привести их к королевской присяге в часовне приората, я сообщаю, что Джон Хелиар отсутствует и что, как мне кажется, семья у него в Бристоле, так что он, должно быть, направился туда.

Я понимаю, что бы добавили еще звено в цепь, которая тянется от королевы в замке Кимболтон в Рим, где Папа должен отдать приказ о ее спасении.

В сентябре, когда холодает и двор возвращается в Лондон, Монтегю ненадолго приезжает в Бишем.

– Я решил сообщить тебе лично. – Он спрыгивает с коня и преклоняет колено, чтобы получить мое благословение. – Не хотел писать.

– Что такое? – Я улыбаюсь.

По тому, как он вскакивает на ноги, понятно, что новости для нас не дурные.

– Она потеряла ребенка, – говорит Монтегю.