На своих длинных ногах Энн шагала настолько быстро, что Себастьян едва за нею поспевал. Завидев их, охранники, доставившие Лотту на крышу, бросились врассыпную и мгновенно исчезли; Себастьян не обращал на них внимания – в данный момент его интересовали только жена и Энн Фишер.

Как только Себастьян подошел к машине, Лотта спросила:

– Себастьян, а Анарха ты вывел? Я слышала их разговоры, он ведь тоже у них.

– Про это мы не договаривались, – резко вмешалась Энн Фишер.

Себастьян усадил ее на правое переднее сиденье и сел за руль.

– Держи мисс Фишер под прицелом, – сказал он Лотте, передавая ей винтовку.

– Я… – нерешительно начала Лотта.

– От этого зависит твоя жизнь, а заодно и моя. Помнишь, что они сделали с Джо Тинбейном? Как раз ведь по ее приказу. Так что, будешь держать ее под прицелом?

– Да, – прошептала Лотта; ствол винтовки поднялся и уперся Энн в спину, напоминание о Джо Тинбейне оказалось весьма убедительным. – А как же насчет Анарха? – спросила она.

– Я не смогу его вытащить, – хрипло сказал Себастьян. – Все–таки я не чудотворец. Даже и то, что мы с тобой оттуда выбрались, уже невероятная удача. Так что, может, ты это оставишь?

Лотта молча, послушно кивнула.

Себастьян включил мотор, и уже через секунду они влились в густой поток воздушного движения.

Себастьян Гермес высадил Энн Фишер на крышу одного из зданий в центре города, содрав предварительно с ее лацкана микрофон, и тут же снова взлетел. Несколько минут они с Лоттой молчали, а затем Лотта сказала:

– Спасибо, что пришел за мной.

– Мне крупно повезло, – коротко сообщил Себастьян. Он не стал говорить Лотте, что опустил уже руки, что просто хотел убить Энн Фишер. Что спас ее практически случайно. И что эта случайность очень его радует. – Про гибель Джо сообщили по телевизору, тогда мы и узнали. А еще они сказали, что он был с какой–то женщиной, но после его смерти она исчезла.

– Я никогда не забуду, как он умер, – тихо сказала Лотта.

– Никто и не ждет, чтобы ты забыла. Это останется с тобою надолго.

– Они убили его у меня на глазах, – сказала Лотта. – В двух шагах от меня, я все это видела. Я все это видела, видела своими глазами. Дети, из Библиотеки… это был просто кошмар, как дурной сон. Джо Тинбейн в них выстрелил, но он привык стрелять выше, во взрослых, и пули прошли над их головами.

Она снова умолкла.

– Как бы там ни было, ты оттуда выбралась, – грубовато сказал Себастьян в надежде сбить ее плохое настроение. – Теперь уже навсегда.

– А юдиты не будут на тебя злиться? – спросила Лотта. – За то, что ты не вытащил Анарха. Ведь действительно очень жалко… он такая значительная личность, в отличие от меня; это вроде как даже нечестно.

– А для меня значительна ты, – возразил Себастьян.

– А откуда все эти штуки, которыми ты там пользовался? Что–то такое, что тебя ускоряло, и эта дымовая граната с ЛСД – я слышала, они говорили, это застало их врасплох. Ведь обычно у тебя не бывает ни ЛСД, ни…

– Все это дали мне юдиты, – прервал ее Себастьян. – Они все для меня устроили. В том числе и предлог прийти в Библиотеку, а затем попасть во второй отдел.

– Уж тогда–то они точно будут злиться, – сказала Лотта. – Ведь они наверняка ожидали, что ты выведешь и Анарха, правда ведь?

Себастьян не ответил; он сосредоточился на том, что вел машину, а заодно следил, не летит ли кто следом.

– Можешь не говорить, – сказала Лотта, – я и так понимаю. Вроде бы у юдитов есть эти самые Сыны Могущества, их боевики, которые всех убивают. Я где–то про них читала… так они что, и вправду существуют?

– Видимо, существуют, – пожал плечами Себастьян. – В каком–то там смысле. Мне так кажется.

– А разве мистер Робертс, – задумчиво сказала Лотта, – не мог послать в Библиотеку их? Не для тебя эта работа – вытаскивать Анарха, ведь ты же не боевик.

– Я сам захотел пойти, – сказал Себастьян.

– Из–за меня? – Лотта внимательно в него всмотрелась, он почти чувствовал пристальность ее взгляда. – Из–за того, что ты не вытащил меня в первый раз? И теперь ты покрыл этот грех?

– Я пытался, – сказал Себастьян; примерно так он и думал.

– Ты меня любишь? – спросила Лотта.

– Да.

Очень. Больше, чем когда–либо прежде. Он осознал это только сейчас, сидя рядом с нею в машине. Она и он, и больше никого.

– Ты очень сердишься? За то, что я приехала к Джо Тинбейну?

– Ты это про мотель? – спросил Себастьян. – Нет. – В конце концов, он сам виноват; а потом была эта поездка к Энн Фишер. – Мне только жаль, что его в результате убили.

– Этого я никогда не забуду, – сказала Лотта, словно давая зарок.

– А что они делали с тобой в Библиотеке? – спросил Себастьян и приготовился услышать худшее.

– Да, собственно, ничего. Записали меня в очередь к их психиатру, он должен был что–то сделать с моим мозгом. А еще эта женщина, эта мисс или миссис Фишер, она зашла и немного со мной поговорила.

– О чем?

– О тебе. Она говорит, – продолжила Лотта своим характерным голосом маленькой девочки, – что у вас с ней была интимная близость. Что вы с ней вместе легли в постель. И много прочего в этом роде. Но я ее, – добавила Лотта, – конечно же, не слушала.

– И молодец, что не слушала, – похвалил Себастьян, чувствуя, что безнадежно вязнет в трясине собственного вранья.

«Сперва врал Лотте, а скоро придется врать Рэю Робертсу, ведь для юдитов нужно будет что–нибудь придумать. Всем нужно что–нибудь соврать, и как можно убедительней, таков отныне стиль моей жизни. Хуже, чем Р. К. Бакли, у того это выходит хотя бы естественно. А для меня это нечто чужеродное. И все равно – вот вам, пожалуйста».

– Меня бы ничуть не обидело, – сказала Лотта, – даже если бы все, что она говорила, оказалось бы вдруг правдой. Ведь посмотри, что я сама–то сделала… в смысле, про этот мотель. Я бы совсем на тебя не злилась, я бы просто не могла.

– Но главное, это неправда, – сказал Себастьян.

– Она же очень симпатичная, эти абсолютно черные волосы и ярко–голубые глаза. Гораздо симпатичнее меня.

– Я ее ненавижу, – сказал Себастьян.

– Из–за Джо?

– И по этой причине, и по всяким другим.

Себастьян не стал уточнять.

– А куда мы сейчас? – спросила Лотта.

– Домой, в нашу квартиру.

– Ты думаешь позвонить юдитам? И сказать им, что…

– Они позвонят мне сами, – обреченно сказал Себастьян.

Итак, пропускаю и эту силу в природе моей; постепенно поднимаясь к Тому, Кто создал меня, прихожу к равнинам и обширным дворцам моей памяти.