От вколотого препарата его, хотя и не сразу, охватило странное чувство безвременья. Почти ощущение бессмертия. Но только без мощи, без божественной силы; он ощущал себя слабым, усталым и не имел уже никаких надежд. «Так что, – думал он, – эта Энн Фишер получит все, что она хотела. Все ее предсказания сбудутся, одно за другим; я – их самая последняя часть – и тоже последую за Джо Тинбейном, за Анархом и Лоттой.

Я все испоганил, – думал он. – В какие–то минуты. Будь тут сейчас Джо Тинбейн, все получилось бы иначе; я знаю, все было бы иначе».

Себастьян не мог об этом не думать; сознание собственной никчемности буквально его ошеломляло. Он и Джо. Все его неумение и ловкость Джо.

«И ведь все равно, – подумал он, теряя всякую надежду, – они его убили. Джо убит! То же самое будет и со мной. Чуть раньше или чуть попозже.

Может, – думал он, – у нас бы что и получилось, если бы вдвоем, Джо и я. Ведь и он, и я ее любим. А так, поодиночке, мы неизбежно гибнем. Так просто ничего не может получиться. Послушай он мое предупреждение, позвони мне тогда из мотеля…

Я старый и бессильный, – думалось ему с отчаяния. – Нужно было просто оставить меня в могиле. Они выкопали полное ничтожество. Даже хуже, чем пустое место: во мне навсегда останется смертельный холод могилы; мне не отмыться от гробовой плесени, она портит все, что бы я ни делал. Мне кажется, я снова умираю. А вернее, так и остался мертвым.

Убьют меня – не убьют, совершенно не важно, ведь это меня ровно никак не изменит. А вот Лотта – она другая, и Тинбейн был другой. Но может, если я даже не смогу отсюда выбраться, не смогу никого спасти, в том числе самого себя, – может, я все же убью Энн Фишер. И это будет уже кое–что. В расплату за Джо Тинбейна».

А как можем мы измерять настоящее, когда оно не имеет длительности? Оно измеряется, следовательно, пока проходит; когда оно прошло, его не измерить: не будет того, что можно измерить.

Блаженный Августин. «Исповедь»

Выхватив винтовку у одного из замедленных охранников, Себастьян Гермес побежал к лестнице. Достигнув лестничной площадки, он услышал снизу громкие голоса. «Может, это не с ближайшего этажа, а откуда–то ниже», – подумал он с надеждой и быстро сбежал до следующей площадки. Здесь коридор тоже кишел медленно шевелящимися вооруженными людьми. И, с какой–то кристальной чистотой, он увидел далеко вдали Энн Фишер, стоявшую отдельно ото всех. Он бросился к ней, без труда огибая тех, кто пытался, едва шевелясь, его перехватить, – и не успел еще добежать, как она его заметила, узнала и побледнела.

– Я – не – могу – отсюда – выйти, – сказал он по возможности медленно, примеряясь к ее темпу времени. – Поэтому – я – тебя – застрелю.

И вскинул винтовку.

– Подожди, – сказала Энн Фишер. – Я – заключу – с – тобой – сделку – и – прямо – сейчас. – Она таращилась на его лицо, пытаясь увидеть поотчетливей, но ничего у нее не получалось. – Ты – меня – отпускаешь – и – можешь – взамен – взять – свою – Лотту.

Она это что, серьезно? Ему как–то сильно не верилось.

– Ты – что – имеешь – право – отдать – такой – приказ? – спросил Себастьян.

– Да, – сказала она и медленно кивнула.

– Но я прихвачу с собой и тебя, – сказал Себастьян. – Пока мы с ней не окажемся в безопасности.

– Извини? – Энн напряглась в попытке понять слова, летевшие как пули из пулемета. – О’кей, – сказала она через какое–то время, разобрав, очевидно, сказанное.

Казалось, она смирилась с неизбежным – факт удивительный при ее характере.

– Ты боишься, – сказал Себастьян.

– Конечно же боюсь. – Теперь, как ни странно, ее речь не казалась замедленной; скорее всего, действие инъекции подходило к концу. – Вломился, бегаешь как бешеный, швыряешься гранатами, всем угрожаешь. Я хочу убрать тебя из Библиотеки, и мне все равно, какими средствами. Посадите Лотту Гермес в стоящую на крыше машину, – сказала она в прикрепленный к лацкану микрофон. – Я туда сейчас подойду.

– У тебя такая большая власть? – спросил Себастьян с изумлением.

– Сейчас мой отец исполняет обязанности председателя Совета искоренителей. А с матерью ты уже встречался. Так что, пойдем на крышу? – Она уже заметно успокоилась, взяла себя в руки. – Мне не хочется быть убитой психом, – сказала Энн нетерпеливым голосом. – Не забывай, что я же тебя знаю. И ведь знала я, знала заранее, что ты на такое способен. Если по–хорошему, то нужно было мне вообще не приходить в Библиотеку, но в создавшейся теперь ситуации…

– Пошли на крышу, – оборвал ее Себастьян. – Иди ты первая.

Он подтолкнул ее винтовкой к ближайшему лифту.

– Да ты успокойся, – укоризненно нахмурилась Энн. – Все будет так, как мы договорились. Лотта будет ждать нас на крыше. Если ты сдуру выстрелишь, ее могут убить, а ты же этого не хочешь.

– Не хочу, – согласился Себастьян.

«Она совершенно права, – подумал он, – пора уже взять себя в руки». Подъехал лифт, и Энн Фишер жестом приказала охранникам очистить кабину.

– Мотайте отсюда, – бросила она им, нерешительно застывшим; лифт пошел вверх. – Все эти ружья, – Энн презрительно поморщилась, – и люди, любящие ими размахивать. Компенсация внутренней слабости. Вот взгляни на себя и на эту штуку; ты вдруг стал удивительно бесстрашным, потому что можешь кого угодно заставить сделать все, что тебе угодно. Vox dei, так называют винтовку юдистские боевики. Глас Божий. – Она на мгновение задумалась. – Пожалуй, не надо было снова захватывать твою жену, мы малость перегнули палку.

– Убить Джо Тинбейна, – сказал Себастьян, – было кошмарной, ничем не оправданной жестокостью. Что он вам такого сделал?

– То же самое, что и ты. Ворвался сюда с оружием и устроил пальбу по совершенно безвредным старым искорам – безоружным искорам.

– И вот отмщение, – горько сказал Себастьян. – Сколько я понимаю, теперь вы и за мной устроите охоту за то, что я сделал сегодня. Пока и меня не убьете.

– Это еще нужно посмотреть, – пожала плечами Энн Фишер. – Вот соберется Совет и поставит вопрос на голосование. Возможно, они проголосуют, чтобы решала я сама, по обстановке.

– Библиотека, – сказал Себастьян, – весьма уважает насилие.

– Да, конечно же. Честно говоря, мы очень боимся насилия, ведь мы знаем, чего им можно достичь. Мы используем насилие и сами, безо всякой радости, но понимая его эффективность. Вот посмотри, что ты сам сумел сегодня сделать. – (Лифт поднялся до самого верха и остановился, его двери беззвучно раздвинулись.) – А где ты взял эту винтовку? – спросила вдруг Энн. – В точности такая, как наши.

– Это и есть ваша, – сказал Себастьян. – Я пришел сюда безоружным.

– Ну что ж, – пожала плечами Энн, – винтовка не знает хозяина, это тебе не собаки. – Они с Себастьяном вышли на крышу, вернее, на взлетную полосу Библиотеки. – А вот и она, – пригляделась Энн. – Они как раз ее посадили и отходят в сторону. Пошли.