Отношение Дэвида к Джемайме после известия о ее беременности стало холодным и до невозможности официальным. Он теперь называл ее исключительно мисс Уэйн и разговаривал только на темы, касающиеся судебного процесса. Джемайма страдала, но не могла пробиться сквозь ледяную стену его сурового отчуждения. Под угрозой того, что ее карьера будет разрушена, она уступила требованиям прокурора. Джемми не любила проигрывать, но скрепя сердце отказалась от дела Дэвида Стюарта, сославшись на свою беременность. Она думала, что, не видя Дэвида, вскоре забудет его, но этого не случилось. Ее жизнерадостная натура не позволяла погружаться в депрессию, но на душе у Джемми скребли кошки, она понимала, что предала Дэвида, и была не в силах жить без него. Джемайма осталась совсем одна в опустевшем доме, беременная, без любимой работы и без возлюбленного.

– Я думаю, это он убил свою жену, – закончила свой печальный рассказ Джемайма. – Иногда я ясно вижу, как это случилось, будто бы он сделал это при мне. И готова простить его – мне кажется, это он ради меня, из-за предчувствия, что встретит меня благодаря этому убийству. Я понимаю, что несу бред. Но не могу позволить ему умереть, обречь на смертную казнь. Я непременно что-нибудь придумаю, или это буду не я.

Глава 37

За месяц жизни у сестры в доме своего детства Лаура отогрелась душой. Рядом с Джемми было настолько уютно и спокойно, что девушка почти поверила, что вернулась ее прежняя жизнь, какую она вела до появления Эдгара. Но приближение полнолуния все расставило по своим местам. Ничего не закончилось и не могло закончиться – Лауре снова требовалась свежая кровь. В холодных небесах восходила луна, одинокая, временами меркнущая и оттого пугающая. Лаура столько раз переступала через себя, что решила в этот раз ни за что не убивать, и будь что будет. Ей нравилось лежать в темноте, когда нет необходимости выходить из дома, и ни о чем не думать. Это продолжалось, пока в окно не заглянула полная луна и не протянула к Лауре серебристые нити, притягивая на свою темную оборотную сторону. Лучи вонзались в вены, и Лаура бессильно корчилась в невыразимых муках. Ее кости будто бы ломались, мышцы утрачивали эластичность и рвались, тонкая кожа казалась слишком натянутой, а кровь то останавливалась, то вдруг приливала, пронзая ее раскаленной или ледяной болью. Остатки крови перемещались внутри мучительными толчками, не оживляя мертвеющие ткани, и, как чудилось Лауре, не доставали до замирающего сердца. Это было гораздо хуже наркотической ломки, что она пережила в морге.

Из-под двери Джемаймы пробивался свет, и Лаура чувствовала плавные движения сестры за стеной, как и неспешное течение родной крови в ее венах. Это приводило в ужас, но близость Джемаймы сводила с ума. Она была прекрасна – округлая, как сосуд, безупречная амфора. Лаура чутко улавливала движение крови, которой Джемми обменивалась со своими детьми, и слышала биение двух сердец внутри ее живота. Лаура наконец испытала то, о чем предупреждал Эдгар: вожделение и непреодолимую тягу к собственной крови.

– Что с тобой, Лолли? – обеспокоенно спросила Джемайма, заглянув к ней в комнату.

– Нет, не подходи ко мне! – выкрикнула Лаура, ныряя под одеяло и зарываясь в него. – Я, кажется, подхватила грипп.

– Бедняжка, – сказала ничего не подозревающая сестра, – я доеду до аптеки, привезу тебе лекарство от простуды.

– Нет, Джемми, не утруждайся, я найду лекарство.

Лаура стойко продержалась первую ночь, хотя луна нещадно мучила ее. Наконец это страшное время закончилось. Румяная заря заставила луну бледнеть и исчезать, растворяя ее в дневном свете, в лазурных небесах без конца и края. Восходящее солнце, встретившись на мгновение с луной, сделало ее рассветно-розовой и уничтожило умирающее ночное светило до вечера. Однако долгожданное утро не принесло Лауре ни вздоха облегчения. Ей было невмоготу. Лаура сознавала, что еще немного – и она умертвит Джемайму вместе с нерожденными детьми, и ей будет все равно, можно ли убивать беременных. Эта мысль казалась омерзительной. Сестра была для Лауры самым близким человеком на свете, единственным, кого она любила, помимо Эдгара. Однако своя кровь звала ее, безжалостно терзала и сладостно манила.

И тогда Лаура нашла в себе мужество принять самое тяжелое решение в своей жизни. Кровь всех людей в мире не стоит ни единой капли крови ее горячо любимой сестры. Ей придется убивать других людей, чтобы оставаться рядом с Джемаймой и не смотреть на нее как на сосуд с кровью, источник питания. Стоило этому решению созреть в голове, как Лауре стало значительно легче. Все внутри у нее дрожало и сладко замирало от предвкушения.

Она решила не дожидаться ночи и пойти в город на закате. Взглянула в зеркало и ужаснулась собственному отражению: пепельно-серое лицо, спутанные волосы и безумные глаза. Лаура вытряхнула содержимое шкафа и выбрала то самое блестящее бирюзовое платье, которое надевала в день девятнадцатилетия. Свой наряд, чтобы он смотрелся более вульгарным, она дополнила колготками в сетку и кожаной курточкой. Лаура умылась, поярче накрасилась и тщательно расчесала волосы.

В темном дверном проеме появилась Джемайма и тихо позвала ее. Лаура не отвечала, только смотрела на сестру таинственными глазами, слишком светлыми в полумраке дома.

– Куда ты собралась такая нарядная? – спросила Джемми.

– У меня свидание.

– У тебя же грипп!

– Мне уже гораздо лучше, – ответила Лаура, и тут она не солгала.

Девушка приехала на Венис-Бич, в квартал дешевых баров и забегаловок. Было еще светло, но в кабаках уже собиралась подвыпившая публика. Лаура подняла глаза и прочитала на горящей вывеске название одного из заведений – «Полнолуние». Она горестно рассмеялась, усмотрев в этом иронию высших сил. Лаура вошла, присела у стойки бара и заказала ярко-розовый коктейль, который понравился ей на картинке в меню. От него вкусно пахло клубникой, но она не могла позволить себе даже глоток. Лаура опустила голову на скрещенные пальцы рук, облокотившись на липкую стойку, и спокойно осмотрелась. Никто из присутствующих в этом убогом баре не заметил появления девушки и не обратил на нее внимания. Лаура терпеливо выжидала, застыв в неподвижности, как манекен, почти забывая дышать. Внезапно чей-то голос вывел ее из транса. Лаура обернулась и увидела байкера, который подсел к ней. Он не походил на тех, кто прежде знакомился с ней в закусочных, на тех смазливых и скользких проходимцев, каких она терпеть не могла. Байкер был огромным – вдвое шире ее и, наверное, на две головы выше, по сравнению с ним Лаура