наставления, но Джемми не могла припомнить их поутру. Привыкшая мыслить логически, она списывала эти видения на влияние гормонов, что совсем расшалились незадолго до родов. Не подозревая о тайном смысле этих сновидений, Джемайма поступала согласно своему предназначению.

– Джемми, зачем он тебе, – недоумевала Лаура, – если ты знаешь, что он убийца? Зачем ты с такой настойчивостью цепляешься за него?

– Я люблю его, – сказала Джемайма с капризной упертостью, унаследованной от Элеоноры, и закусила пухлую нижнюю губу, совсем как их мать. – Тебе не понять.

Но Лаура понимала ее как никто другой. Обе сестры, как и их родители, были однолюбами и ничего не могли с этим поделать. Лаура сознавала, насколько сильно отдалилась от Джемми, даже привыкла к их скрытой разобщенности, но ее отзывчивость никуда не делась. Эта взбалмошная Джемайма была частью ее земной жизни и не могла стать чужой для Лауры. Она слишком хорошо знала свою сестру: если уж что взбредет той в голову, отговорить невозможно. Пусть Джемми и живет мимолетным, ежесекундно балансируя на острой грани, Лаура была готова помочь сестре во всех ее причудах. Она даже отдала бы Джемайме свою жизнь, чтобы та достойно прожила короткий человеческий век вместо нее. Лаура вздохнула и согласилась выполнить просьбу Джемми.

В тот день в квартире, которую снимал Дэвид в ожидании суда, внезапно зазвонил телефон.

– Здравствуй, Дэвид, – прошелестел в трубке потусторонний, словно бесплотный голос, – Джемайме Уэйн все известно. Она знает, что ты убил свою жену, и намерена вывести тебя на чистую воду. Хочет отомстить за то, что ты бросил ее.

– Кто ты и зачем мне звонишь? – осторожно спросил Дэвид, стараясь не выдать себя.

– Я никто, доброжелатель, – печально вздохнул голос. – Джемайма Уэйн собирается завтра в то самое бунгало, она решила еще раз осмотреть его на предмет улик и будет там в полдень. Одна.

– Что ты хочешь от меня? – уточнил Дэвид, не надеясь получить ответ.

– Ничего. Просто даю тебе информацию. Дальше смотри сам, что с этим делать.

В трубке раздались короткие гудки, Дэвид повесил ее на рычаг и призадумался. Он точно не знал, что известно Джемайме, но теперь понимал, что та подозревает его и может выдать. С ее пытливым умом и дотошностью Джемми была почти как Шерлок Холмс. Ей требовалось лишь время, чтобы вычислить все детали. Дэвид не видел иного выхода, кроме как устранить ее немедленно, убить. Пистолет, из которого он застрелил Терезу, все еще был надежно спрятан, его не нашли при обыске. Дэвид почему-то не смог избавиться от орудия убийства, как будто чувствовал, что оно еще понадобится. Убивать Джемми ему было жаль, несмотря ни на что. Дэвид убеждал себя, что Джемайма – настоящая стерва, она пыталась обмануть его, забеременев непонятно от кого, а теперь готовится безжалостно передать в руки правосудия. Он не мог и подумать, что Джемайма, всегда такая нежная по отношению к нему, с ее сочувствием и участием, окажется столь коварной и подлой.

«Она не будет ничего знать, – с жалостью думал Дэвид, – и даже почти ничего не почувствует».

Дверь в бунгало была не заперта, Джемми стояла возле кровати, спиной к нему, зачем-то обнимая подушку, такая одинокая со своим животом. Джемайма физически ощутила его присутствие и плавно повернулась, как в замедленной киносъемке – в ее положении нельзя было двигаться резко и неосторожно. Ей не хватило времени, чтобы что-то понять, – она успела увидеть совсем белое лицо Дэвида и черное дуло пистолета, направленное на нее. Затем грохнул выстрел, и ее ослепила вспышка. Оглушенную Джемайму бросило на кровать, пуля попала ей в грудь и болью разрывала внутренности. Джемми все еще прижимала к животу подушку, но ее милое цветастое платье для будущих мам заливала кровь.

Глядя на безжизненное тело, Дэвид не смог заставить себя нажать на спусковой крючок второй раз, благодаря этому она и выжила. Лицо и силуэт Джемаймы померкли в его глазах вместе с выстрелом, и почему-то вспомнилось апельсиновое платье, нежность ее обнаженной кожи и запах дорогих духов, и во все это вдруг вмешался призрак Тессы – сначала на этой же кровати, а потом в крови на полу. Нет слов, чтобы выразить, как неприятно и жалко было Дэвиду убивать Джемайму, но еще неприятнее осознавать ее предательство – то, что он расценивал как предательство. Но как только раненая Джемайма упала, Дэвиду стало жаль ее просто невыносимо. Он не испытал радости и иных чувств, похожих на злое удовлетворение, охватившее его после убийства Тессы. Дэвид подумал, что Джемми не так уж виновата и к тому же беременна, неважно даже, что не от него. Дэвид полюбил Джемайму, но еще не до конца прочувствовал это. Он вышел к телефону-автомату и без промедления вызвал «Скорую помощь», отчаянно надеясь, что ее успеют спасти.

Лаура бежала по больничному коридору, полы белого халата летели за ней как крылья, и единственное, чего она боялась, – не успеть. Она не корила себя за то, что пошла на поводу у Джемаймы и в результате сестра серьезно пострадала, оказавшись на пороге смерти. Лаура знала, что должна делать. Вечность, проведенная в гробу, научила ее верить судьбе и подсказала способ все исправить. Как и Эдгар в свое время, Лаура поняла, в чем смысл ее вампирского дара: она должна была спасти свою сестру. Уже потом Лаура осознала, что Джемайма сделала то же самое, что и Эдгар тогда, с профессором, – ни секунды не сомневаясь, подставила себя под удар, чтобы спасти кого-то другого. Она тоже была потомком Эдгара, и его кровь властно говорила в ней.

Джемми лежала в реанимации, ее лицо было белее наволочки, а разметавшиеся волосы, окрашенные в оттенок «красный гранат», смотрелись кровавым пятном на больничной подушке. Ей сделали операцию, извлекли близнецов и пулю, но состояние было критическим – Джемайма потеряла очень много крови. Лаура достала нож, порезала себе запястье, взяла безвольную руку сестры, сделала надрез и ей и с трепетом соединила их руки. Они были сейчас как последние части пазла, собравшего полную картину их рода. Джемайма и Лаура – две сестры, разные, как огонь и вода, но столь близкие по духу, обе следовали предначертанным путем.

Спустя томительные минуты Джемайма открыла глаза, все вокруг нее было ослепительно-белым и расплывчатым, так что пришлось зажмуриться от этого света. Когда же она вновь сумела поднять веки, ей удалось различить в этом слепящем тумане бледное лицо младшей сестры.

– Джемми, – ласково сказала Лаура со слабой улыбкой. – У тебя родились двойняшки: мальчик и девочка. Замечательно, правда?

– Да, –