Не придумав ничего лучше, я взял убитого под микитки и потащил в сторону деревьев, подальше от чужих любопытных глаз.

Прислонив труп спиной к одному из стволов (по-моему, это были дубы), я оглянулся назад. Где-то в глубине немецкой обороны продолжался сильный бой, но увидеть и услышать отсюда что-либо, кроме орудийной пальбы, было невозможно.

А через поле, переезжая траншеи и лавируя между подбитыми танками на довольно большой скорости, проезжали наши тяжелые САУ. На сей раз это были «ИСУ-152» (надо полагать, командование ввело в прорыв и 1014-й САП) и разнотипные «тридцатьчетверки», облепленные пехотным десантом. Смотри-ка, выходит, у наших сегодня все получилось.

Вопрос – получится ли у меня?

Осмотревшись по сторонам, я перевел дух. Вокруг не было видно и слышно ни одной живой души. Труп клиента все так же сидел у дерева (а куда бы он, интересно, делся?) у моих ног, своротив залитую натекшей из открытого рта кровью неестественно бледную физиономию набок. Над моей головой продолжала грохотать канонада, и бледные зарницы на западной части небосвода моргали прямо-таки на половину затянутого облаками неба, с которого на разбитые и горящие танки, трупы, окопы и воронки начал падать легкий снежок.

Стало как-то совсем темно, и на душе от всего этого было тоскливо до невозможности.

– Слышишь меня? – вдруг сказал знакомый голос в голове. Ехидный и женский.

Я невольно дернулся и сразу же подумал: интересно, а как мне отвечать, вслух или нет?.

– Или, – сказал голос.

– Тогда, значит, слышу, – сказал, а точнее, подумал я. В телепатию я до этого верил не очень, и теперь где-то на задворках сознания все-таки сквозила ехидная мыслишка о том, что моя крыша медленно едет в сторону от фундамента и все слышимое мной сейчас, вполне может быть глюками вследствие контузии…

– Это не галлюцинации, – успокоил меня голос и тут же поинтересовался: – Как объект?

– А нормально, бобик сдох…

– В смысле?

– В том смысле, что живым взять не получилось…

– Ладно, что с тобой сделаешь. Это уже мелочь. Его тело с тобой?

– Ага. Тело сидит у дерева, а его душа явно танцует полонез, где-то очень далеко. Может, на пару с паном Володыевским, может, с Юзефом Пилсудским, а может, и с безымянной пшеклентой курвой. Я не знаю, есть ли у этих мерзавцев тот свет, но совершенно точно, что он у них не такой, как у нас, русских…

– Хорош хохмить. Давай, бери труп и тащи.

– Куда тащить-то?

– Все время прямо. Направление – немного правее того места, где ты сейчас стоишь.

– И далеко тащить?

– Думаю, с полкилометра. Пока не увидишь на снегу два оранжевых огонька. Как увидишь – волоки прямо на них. И ничему не удивляйся.

– Понял, – ответил я.

Действительно, что же тут непонятного? Рутинное волочение тяжести по снегу, и не более того. Подумав, я взял этого бывшего человека за место пересечения наплечных ремней амуниции на спине его камуфляжной куртки и потащил.

Тяжеловато это было, надо сказать. А уж тем более с автоматом и кирасой.

Метров сто я его волок, вообще не глядя по сторонам и видя только снег у себя под ногами.

А потом в какой-то момент вдруг понял, что происходит что-то не то.

Сначала вроде бы пропал звук канонады вокруг и тьма стала какой-то особенно густой.

Потом вдруг стало заметно светлее, и я остановился, понял, что кругом действительно тишина и местность вокруг меня неожиданно и неуловимо изменилась.

Нет, то есть зима и снег под ногами никуда не делось. Вот только какие-то минуты назад вокруг было пасмурно и с мутного неба сыпалась снежная крупа.

А теперь снег почему-то не шел и над моей головой было ясное ночное небо с россыпями созвездий, и прямо над горизонтом висела в зените голубоватая полная луна (на ее поверхности, казалось, можно было различить отдельные моря и кратеры), заливавшая окружающий пейзаж мягким светом. Воздух стал заметно холоднее.

Что это за ерунда? Ведь ничего этого не было, да и быть не могло. Мгновенная смена погоды и лунного цикла – с чего бы это вдруг? Или я опять куда-то ненавязчиво переместился?

Я перевел дух и осмотрелся. Все говорило о правильности второго моего предположения.

Блин, местность вокруг действительно была ну категорически не та.

Редкого леса, который должен был тянуться на несколько километров, больше вообще не было. Как не было видно и дороги, с полем боя и подбитыми танками.

Зато впереди просматривалась довольно высокая, покрытая снегом насыпь, возле которой почти вертикально торчало нечто. Что, кстати, торчало? Парус, покосившийся штыковидный памятник-монумент, какая-нибудь телевышка?

Нет, это было нечто иное. Хотя бы потому, что под моими ногами к этому «нечто» тянулись глубокие борозды, в конце которых лежало…

Кстати, а что лежало? Что это, блин, такое?!

Я присмотрелся, напрягая зрение, и наконец понял, что это лежит разбитый самолет.

Причем очень большой самолет, прямо-таки исполинский. Я, было дело, несколько раз видел вблизи «Русланы» и «Ан-22», и этот аппарат был вполне сопоставим с ними по длине крыла. Он лежал, задрав правое крыло почти вертикально, и полный размах этих самых крыльев у данного самолета должен был быть метров семьдесят, не меньше.

Мне стало жутко интересно, и я, опустив на снег свою ношу, медленно пошел в ту сторону (здраво рассудив, что покойника у меня здесь все равно никто не украдет).

В засыпанных кусками металла, обрывками проводов и каких-то трубок глубоких бороздах (некоторые из них скорее были канавами) я начал натыкаться на разные очень большие предметы, частично скрытые под снегом.

Сначала увидел нечто, издали похожее размерами на секцию газопроводной трубы или бетонное кольцо, из тех, которые вкапывают над канализационными люками. Подойдя чуть ближе, я увидел, что это всего-навсего колесо. Огромное, больше человеческого роста, давно спущенное, с частично сгоревшей и прорванной во многих местах покрышкой. Судя по торчащим с одной стороны колеса смятым трубчатым конструкциям (некоторые – почти с фонарный столб толщиной), это была вывернутая «с мясом» при вынужденной посадке основная стойка шасси. Дальше валялись обломки дюралевых конструкций разного размера и два мотора с помятыми пропеллерами (отдельные лопасти были просто оторваны). Движки тоже впечатляли своими габаритами.

Здесь я наконец сообразил, что этот очень большой самолет когда-то, довольно давно (судя по тому, насколько обломки успели уйти в почву, лежал он тут явно не один сезон), садился здесь на вынужденную, причем не сильно удачно. Его левое крыло практически развалилось при посадке, превратившись в груду хлама, заканчивающийся ребристой, округлой пилотской кабиной с частично выбитыми стеклами, фюзеляж (ох, и фюзеляжик, кстати, практически двухэтажный, такой толщины, что внутри спокойно легковушка проедет!) почти переломился пополам позади крыла (так, словно некий великан пытался сломать его о колено, но так и не доломал до конца), а правое крыло задралось почти вертикально вверх. Сейчас, в свете луны, это самое задранное крыло светилось многочисленными дырами и прорехами. Может, это были пробоины от зенитного огня, а скорее всего, часть листов обшивки отвалилась от него при посадке или потом, под воздействием ветра и прочих атмосферных явлений.