Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хочу быть артистом! – заявил я. – Есть возражения?
– Я уже говорил с ним на эту тему, – сказал Брежнев. – Ты надолго задержишься?
– Нет, сейчас уезжаю, – ответил Грушевой. – Я могу забрать с собой материалы по Чехословакии?
– Возьми. – Леонид Ильич отдал ему одну из тетрадей. – Пусть пока побудет у тебя, мы с Сусловым прочитаем и внесём замечания… Садись, – сказал он мне, когда ушёл генерал. – Ты приглашал Вику на день рождения?
– Я не против того, чтобы она на нём присутствовала…
– А в чём дело? Что не так?
– Мы пока не говорили родителям, к кому ездим.
– Похвальная скромность. Объясняй всё.
– Мои знают о том, что со мной случилось, и им я мог бы рассказать, а вот родителям подруги говорить боюсь. Они и так уже растеряны от всего произошедшего за последний год. Я, конечно, скажу, но только после свадьбы.
– Разглашение секретных сведений, – хмыкнул он.
– А я не давал подписок, – возразил я, – и не говорил с родственниками о будущем, только о себе. Исключение – Люся, но и она знает только в общих чертах.
– А почему не хочешь сказать сейчас?
– А вам было бы приятно узнать, что вашу дочь берёт в жёны восьмидесятилетний старик?
– Понятно, какие тараканы у тебя в голове, – сказал он. – К твоему сведению, я вообще не отдал бы замуж свою дочь в таком возрасте. Но какой ты старик? Мальчишка, которому досталась чужая память. При раннем браке я радовался бы тому, что у меня зять с опытом. И честнее сказать заранее, а не ставить их перед фактом.
Обрадуется ли Надежда моему опыту? Проверять не тянуло.
– Нет, – сказал я. – Может, у меня в голове тараканы, но если всё расскажу, а мне после этого дадут от ворот поворот, мы не сможем пожениться, мы даже не будем нормально общаться! Они не подпустят меня к дочери! Да за два года я умру! А молчание они простят.
– Ладно, не хочешь говорить – дело твоё, но Вику не обижай. Я с ней поговорю. Не такая она болтушка, какой кажется. Вот тебе номер телефона, позвонишь по нему, к какому времени её привезти. Свой подарок она отдаст сама, а я вам тоже кое-что подарю. Как у вас, кстати, с «Огоньком»?
– Номер засняли, режиссёр доволен, теперь была бы ещё довольна комиссия.
– За это не беспокойся: всё примут. Я думаю, что вам нужно больше выступать, а тебе писать больше книг. Известность – это тоже своего рода щит. Кто поверит в то, что человек, давший жизнь проекту, выступает на сцене, учится на актёра и пишет книги? Это объяснит и мой интерес к вам, и многое другое. Сами американцы на такое никогда не пошли бы и тем более не подумают, что пойдём мы. То, что ты гуляешь свободно, большая удача. Были планы твоей изоляции. Не у меня, у других.
– Спасибо, – сказал я. – Я это запомню.
– Ты не знаешь, что у вас было с диабетом? – спросил он. – Я интересовался у Келдыша, но он сказал, что в разделе медицины по этой болезни ничего нет.
– Я сам никогда не интересовался, но сестра болела диабетом до самой смерти. И у неё он был не в самой тяжёлой форме. Я знаю о болезни Виктории Петровны и, если бы мог чем-то помочь, давно сказал бы.
– Нет, так нет, – вздохнул он. – Я хотел с тобой поговорить, но нужно ехать в Кремль, поэтому разговор отложим. Вику не дождёшься?
– Мне нужно ехать за Люсей. Я ей потом позвоню.
Сегодня мы немного опоздали и встретили Люсю на полпути от школы до места, где нас ждала машина.
– Не стала больше ждать на ветру, – сказала она, передёрнув плечами. – Холодно, пора уже надевать зимние вещи.
– Дай сюда! – Я забрал у неё из рук портфель. – Засунь руки в карманы, и пошли быстрее, ты вся замёрзла! Сейчас приедем, и буду отогревать чаем.
– А почему сегодня приехали позже?
– Белова забрала из секции по известному адресу, – объяснил я, – а там задержали. Извини, но приехать быстрее не получилось. А одеваться действительно нужно теплее. Привыкли повсюду разъезжать в машине, и вот результат. Как бы ты не простудилась на этом ветру.
К приезду у Люси потёк нос и стало побаливать горло. Я развил бурную деятельность. Нагрел в колонке воду и усадил её парить ноги, принёс от нас банку малинового варенья и приготовил чай, а после того, как она его выпила, сделал массаж особых точек.
– Ты ухаживаешь за ней прямо как за женой, – дрогнувшим голосом сказала Надежда. – Со мной так возился только Иван.
– А родители? – спросил я, вытирая подруге ноги. – Одевай быстро тёплые носки.
– Я в детстве ни разу не простужалась. Младшие у нас болели, с ними и возились.
– Значит, у Люси хорошая наследственность, – заключил я. – Не должна заболеть. Пойдём, уложу в кровать и расскажу сказку.
– Только не вздумай её целовать, – предупредила Надежда. – Ещё сам заболеешь. Если завтра пойдёт в школу, наденет зимнее пальто.
То ли помогла наследственность, то ли вовремя принятые меры, но утром Люся чувствовала себя прекрасно, продемонстрировала завидный аппетит и была отправлена в школу. День прошёл без происшествий, и мы вовремя за ней приехали.
– Не пойму, куда делись ухажёры? – спросил я подругу. – Неужели потеряла привлекательность?
– Нет, – ответила она, – подружилась с одним из них. Помнишь парня, которого отшил Сергей? Другие стараются с ним не связываться, а он не выходит провожать, потому что встречаете вы. А в благодарность приходится гулять с ним на переменах. Зато больше никто не пристаёт, а он просто ходит рядом и молчит.
– Какое изощрённое коварство! – делано возмутился я. – Мало того что мне, почти мужу, ничего не сказала о своём хахале, так ещё используешь бедного парня в своих целях. А если бы я по какой-то причине пришёл к вам в школу, а вы там ходите в обнимку? Ты не смотрела «Отелло»?
– Я его читала! – засмеялась Люся. – А что мне осталось делать? Бросил одну на растерзание, и выкручивайся, как хочешь. Да, завтра сдаю английский, а на понедельник договорилась насчёт географии, и останутся четыре экзамена. Во сколько завтра будем отмечать?
– Что вы собрались отмечать? – спросил Сергей.
– У моего жениха день рождения, – засмеялась Люся, – а через два месяца у меня, и всё!
– Что всё? – не понял Сергей.
– Конец одной жизни и начало другой! – объяснила она. – До завтра, мы пошли!
Я тоже