Блоха обрадовалась душевному слову, полагая, что заворг близок ей по территориальному соседству.

— Вы не с Верхних Ясырок? — осведомилась она. В это время затрещал телефон и Родион Степанович прокричал что-то в трубку.

— Препроводить гражданку в «Отдел логической методики», пускай изложит товарищу Бричкину точку зрения о деревенских настроениях для его личного учета, — сказал он дежурившему курьеру, сам же быстро исчез за дверью.

Блоха вначале не узнала Егора Петровича, но присмотревшись, всплеснула руками и ахнула.

— Окаянная сила! Он бороду сбрил, идол! Небось, с городской бабой сваландался? — вскричала гневно Блоха; позабыв на миг классовую разницу, вступилась за обездоленную бабью судьбу жены Егора Петровича.

Оробевший Егор Петрович не произнес и единого звука, ибо был поражен не только словами Блохи, но и ее присутствием. Блоха, вспомнив о том, по какой надобности она прибыла в столицу, приняла спокойный вид.

— Вот что, Егор, — сказала она, умышленно не называя по отчеству, — поезжай-ка домой: я приехала на твое место движенцем. Вот мандат от мужиков на твою замену.

И Блоха положила на стол бумагу, скрепленную казенной печатью сельсовета.

— Дела по учету примешь или так, без росписи? — спросил Егор Петрович и облегченно вздохнул.

— А много ли у тебя дел? — полюбопытствовала Блоха.

— Срединный ящик битком набит, — кивнул Бричкин.

Блоха посмотрела на ящик и потрогала его за скобу.

— Пустое дело, — сказала она. — Я за день вагон зерна нагружала, а эту коробку в две минуты от сора очищу.

Егор Петрович не слыхал ее слов, ибо вылезал из-за стола: он окончательно потерял способность воспринимать разумом чужую речь.

Блоха села на его место и, обнаружив взором книгу — «перечень циркулярных изложений», — исчерченную изречениями канцелярских людей, взяла ее в руки и, перелистав, в конце начертила каракулями первую, но не последнюю резолюцию: «сия книга никому не принадлежит, но писана она для просветления разума».

«ЗВЕНЬЯ ОБЩЕЙ ЦЕПИ»

Прочно все то, что сцеплено обстоятельством, а не спаяно временем: время сливает грани пластов, имеющих случайное соседство, обстоятельство же смыкает разнородные узы для единого целеустремления.

К. Клягин. «Ваняткина курочка» — книга для детой младшего возраста

На заводе «По изделию металлического полуфабриката сельскохозяйственного обихода имени товарища Заборова» в одном из многочисленных столов «общезаводской столовой местного пролетариата» в обеденный перерыв заседала и обедала комиссия по учету достижений, накопившихся в рабочем быту. Председательствовал и секретарствовал в единственном числе немного знакомый нам рабочий Кислов, в качестве членов присутствовали литейщик Стонов и токарь по дереву — Прохор.

— Вспоминайте, ребята, а я буду фиксировать, — предложил для начала Кислов.

Стонов и Прохор, облокотившись, глядели в едином направлении, избрав общей точкой гвоздь, забитый в стену.

— Во! — оживился Стонов, — пиши, Павлуха… у слесаря Евтюхова жена родила сына весом в одиннадцать фунтов. Бабу откормил охматмлад.

— Факт значительный, — согласился Кислов и обмакнул в чернила перо.

— Чернорабочий Ясыркин школу ликбеза закончил, теперь в табельщики переведен, — сообщил в свою очередь Прохор.

— Мальчонка слесаря Овилова приемник радио смастерил, — сообщил Стонов.

— А жена товарища Каблукова, как сознательный элемент, на вербное воскресенье двух кинареек из клетки на волю выпустила, — припомнил Прохор.

— Погодите, черти! — воскликнул Кислов — я еще одного факта не зафиксировал. Разве перо угоняется за языком?

Члены комиссии смолкли и, переключив мысли, занялись пережевыванием уже остывших котлет.

— Запиши еще: модельщик Зотов короткими волнами Америку достал, — сообщил Стонов, ковыряя в зубах.

— А шишельница Бутузова четыре пая в кооператив внесла, — чтобы не позабыть, добавил Прохор.

— Прожуйте, дьяволы, а то словами захлебнетесь, — улыбаясь, проговорил Кислов и по ошибке ткнул пером в котлету, приняв ручку за столовую вилку.

Здесь члены комиссии могли бы рассмеяться, если бы в столовую не вошла Блоха, сопровождаемая чернорабочим Гуровым. — Блоха внешностью обратила на себя внимание всех, и сама она обвела глазами углы.

— Проходи, Луша, не бойся: тут люди свои и никто тебя не обидит. Я покедва по твоему делу потолкую, — сказал Гуров, приставив к одному из столов дубовый табурет.

Блоха, так легко вступившая в исполнение служебных обязанностей вместо Егора Петровича, по прошествии пятнадцати минут была неожиданно для себя смещена с насиженного бричкинского места: Егор Петрович, придя в нормальное умственное состояние, догадался, что нет простых способов смещения в усложненных обстоятельствах.

— Ну, насиделась, баба, в моем кресле, — слазь-ка, — сказал он мягким тоном, возвратившись в кабинет.

Блоха от удивления открыла рот, а затем часто захлопала ресницами.

— По какому такому праву? — запротестовала она.

— Вот тебе и на! — Я в должности утвердился законом, а ты по простой бумажке пришла. Где видено, чтобы сельская власть центральному правительству указ свой писала? — резонно ответил Егор Петрович.

— А ежели я к самому Калинину пойду? — вспыхнувши, с угрозой проговорила Блоха. — Если я скажу, что никто тебя из мужиков не двигал, а по кулацкой линии ты сюда попал?

Егор Петрович растерялся снова, ибо угроза Блохи подействовала, но присутствие духа, однако, не совсем покинуло его.

— Ты не горячись, Лукерья, — сказал он пониженным тоном, — подай твою бумагу моему начальнику, а Калинина попусту не беспокой: без тебя занятый человек, да к тому же его каждый день лихоманка трясет, — солгал для большей убедительности Егор Петрович.

Блоха выразила сожаление по поводу болезни всесоюзного старосты и раздосадовалась, что простой народ замучил его своими жалобами.

— Поневоле заболеет, радушный, раз одним сердцем семьдесят семь народов согревает, — сказала со вздохом Блоха и концом теплого платка для порядка потерла глаза.

— То-то и есть! — обрадовался Егор Петрович. — Человек он жалостный вообще, а для народа желанный: у других все от четкой линии идет, а у него от сердца.

— Ай, батюшки, — покачала головой Блоха — От сердца все?!

— Именно! — подтвердил Егор Петрович — А сердце-то у человека одно: долго ли так сердцу лопнуть от натуги.

И убедившись, что на Блоху слова произвели такое впечатление, что с жалобой идти к Калинину она отрешилась, Егор Петрович проводил ее до кабинета Родиона Степановича, сам же остался у дверей, чтобы подслушать разговор.

Я не стану утруждать читателя подробностями разговора, происшедшего между Родионом Степановичем и Блохой, ибо, конечно, со стороны первого разговор не носил возвышенного тона.

Родион Степанович старался придать голосу особую мягкость, чтобы представительница народной гущи все слова приняла к сердцу и усвоила политику центральной инстанции, далеко стоящей от периферии.

— Ну, вот, — сказал Родион Степанович, — ты даже к «низовому звену» никакого касательства не имеешь, а люди нам с периферии нужны. На твоем удостоверении даже оттиск печати не явственен.

— Да ведь