Через несколько мгновений в порту Гуино наступила глубокая тишина.

Ушаков обернулся.

На песчаном, в обломках и тине, берегу стоял адмирал Кадыр-бей, в шапке, похожей на сахарную голову, и, наклонясь, рассматривал свою намокшую желтую туфлю.

– Говорите же с ними, государь мой, – обратился Ушаков к Булгари. – Скажите, что я и мой доблестный союзник адмирал Кадыр-бей сейчас обсудим, что предпринять и где установить батареи, чтоб защитить жителей от набегов французов. Прочтите и растолкуйте им еще раз воззвание святейшего патриарха Григория.

А про себя адмирал подумал:

«Доколе же мне таскать за собой сию чугунную гирю? Турок здесь ненавидят не менее французов…»

Между тем Кадыр-бей приблизился к нему со всем доброжелательством, на какое был способен, ибо турку нравился русский адмирал, который так много и хорошо за него действовал. Вдобавок в своих донесениях великому визирю и русскому посланнику в Стамбуле Ушаков всегда воздавал добрую хвалу уму, доблести и находчивости Кадыр-бея. Таким образом, он бесплатно предоставил ему покой, какого Кадыр-бей не мог дома купить за деньги.

Это было непостижимо для турецкого адмирала. Всю жизнь он провел среди волков Сераля и хорошо знал волчий закон, которому подчинялись все – от султана и великого визиря до писца на флагманском корабле турецкой эскадры. Даже у себя в каюте Кадыр-бей постоянно видел ожидающий хищный взгляд Махмуда-эфенди – советника по дипломатической части, посылавшего свои донесения сперва Нельсону, а потом уже великому визирю. Махмуд-эфенди во всем старался мешать русскому адмиралу. Кадыр-бей не хотел этого, так как понимал, что Ушак-паша трудится за него. Однако турецкий адмирал не забывал о том, что у Махмуда-эфенди большие связи при дворе султана и что пойти против намерений Махмуда-эфенди – все равно, что самому заказать для себя могильный памятник. Достаточно одного неосторожного слова – и волчья стая раздерет ослабевшего в клочья.

Турецкий адмирал видел, что жителей Гуино испугало его появление, но принял их испуг как должное и непринужденно уселся возле Ушакова на кучу щебня, покрытую ковром.

Когда оцепенение, вызванное появлением Кадыр-бея, прошло, корфиоты, успокоенные словами Булгари, принялись указывать наилучшие места для установки батарей.

– Так вы полагаете, что наиболее выгодно устроить одну батарею на холме против укрепления «Святого Авраама», а другую близ монастыря святого Пантелеймона? – спрашивал Ушаков у Маркати.

– Да, ваше превосходительство, этим мы защитим многие поселения, в том числе Мандукио и Кастрадо, – ответил инженер.

Слушая островитян, Кадыр-бей одобрительно покачивал своей остроконечной шапкой.

– Пойдемте посмотрим, – предложил Ушаков Кадыр-бею. – Может быть, что-нибудь да уцелело. Всякая находка полезна для наших кораблей.

И, не ожидая ответа, пошел вперед, сопровождаемый Булгари и толпой корфиотов.

Кадыр-бей поглядел на свои мягкие сафьяновые туфли. Бродить в них по камням и развалинам способен был разве только святой, поступь которого подобна дыханию ветра. Турецкий адмирал тяжело поднялся и, делая вид, что рассматривает местность, поплелся позади всех.

Каждый адресат отнесся к посланию Нельсона по-своему.

Али-паша дважды прятал письмо за пазуху и дважды вынимал его снова, силясь угадать замыслы английского адмирала. Он не сомневался в том, что Нельсон хочет провести его.

Кадыр-бей читал медленно, долго раздумывая над тем, что выгоднее: показать или не показать адмиралу Ушакову письмо Нельсона?

– Англичанин сам метит на Корфу, – пробормотал он и поднес письмо к свечке. Бумага вспыхнула, скрутилась жгутом, почернела, и Кадыр-бей выбросил за борт легкий пепел.

Иначе отнесся к письму Нельсона Махмуд-эфенди. Нельсон не был с ним так откровенен, как с задумчивым турком, побывавшем в Мекке. Но советник Кадыр-бея по дипломатической части умел читать между строк. «Если Нельсон пишет, что главная цель Египет, а Корфу – второстепенная, – размышлял Махмуд-эфенди, – следовательно, ему нужно либо совсем сорвать взятие Корфу, либо затянуть блокаду. Второе, чего хочет Нельсон, это разъединить русскую и турецкую эскадры. Указывая на Египет как на главную цель для оттоманов, он, вероятно, надеется, что турецкая эскадра пойдет туда. А русскую он намеревается занять блокадой Анконы…»

Махмуд-эфенди велел подать себе чашку кофе и, прихлебывая горячий напиток, стал думать над тем, что следовало предпринять.

«Вряд ли Ушаков пойдет к Анконе, не покончив с Корфу. Однако послать отряд судов для блокады Анконы ему придется, что значительно ослабит его силы. Выходит, надо настаивать на таком решении, но через кого?.. У Кадыр-бея вместо головы бычий пузырь. Кадыр-бей бродит как пес за Ушак-пашой и глядит ему в глаза. Не было случая, чтобы он не выполнил повеления русского адмирала… Фетих-бей – другое дело. Жаль, что не он командует эскадрой. Он бы показал, что значит истинный турок…»

Тут Махмуд-эфенди вспомнил про недавнее столкновение Фетих-бея с русским адмиралом, о чем не переставали говорить на эскадре.

Фетих-бею было скучно в холодной каюте. Он зачастил на берег, где занял для себя дом. И вот однажды, отыскав в Гуино прехорошенькую девочку лет одиннадцати, он захотел купить ее. Отец девочки – нищий крестьянин из деревни Горицы – не только отказался от сделки, хотя посланный Фетих-бея посулил корфиоту немало пиастров, но даже надерзил турку.

Тогда Фетих-бей послал матросов взять девочку силой… Увы, крестьяне избили турок, а девочку вместе с отцом доставили на корабль Ушакова.

И тогда разразилась такая буря, какой не ожидал Фетих-бей.

Русский адмирал немедленно вызвал к себе Кадыр-бея вместе с его помощником. В их присутствии он перечислил все грабежи, убийства и другие деяния Фетих-бея. Потом приказал Фетих-бею, чтобы тот немедленно отправился на корабль и больше не смел показываться на берегу.

Фетих-бей повиновался и с тех пор безвылазно сидел на корабле.

Вот к нему-то и отправился Махмуд-эфенди. На палубе корабля патрон-бея никого не было. Грязные потоки струились с борта, мокрые пушки потемнели, канаты совсем осклизли. Из люков тянуло, как из выгребных ям. Махмуд-эфенди поскользнулся, наступив на обглоданный рыбий хвост.

Фетих-бей, одетый в шубу на рысьем меху, сидел посреди своей каюты и немилосердно дымил трубкой. Зеленые облака колыхались под потолком.

Махмуд-эфенди опустился на ковер против массивной фигуры Фетих-бея.

– Мне наскучил наш поход, – сказал он развязно, принимая от мальчика-негра трубку. – Я не понимаю, зачем мы здесь, сыновья османов.

– Для того, чтобы лизать пятки гяурам, – тотчас отозвался Фетих-бей и сплюнул себе на шубу.

– Да, адмирал Ушаков повелевает нами, как невольниками, – подтвердил Махмуд-эфенди.