Это касается очень многих сверхнормальных людей, у которых есть те или иные секреты; к счастью, другая работа Пеннебейкера позволяет предположить, что рассказывать о своих проблемах никогда не поздно, что огромным облегчением может стать разговор о самых темных днях[715] даже спустя много лет после этих событий. В рамках одного исследования, проведенного совместно с Далласским мемориальным центром изучения холокоста, социолог опрашивал жертв холокоста[716], средний возраст которых составлял шестьдесят пять лет. Так вот, за сорок лет, прошедших с момента окончания Второй мировой войны, только треть участников исследования подробно обсуждала этот страшный опыт с другими людьми. Причины, по которым остальные две трети этого не делали, наверняка покажутся знакомыми любому сверхнормальному человеку: жертвы холокоста просто хотели идти вперед, забыв о прошлом; они чувствовали, что никто не поймет их уникальный опыт; им не хотелось расстраивать родных и друзей. Далее участникам исследования предложили все же обсудить время, проведенное в концлагерях, трудовых лагерях и гетто; беседа длилась от одного до двух часов. Год спустя у тех, кто смог более свободно говорить о своем страшном опыте, наблюдались явные улучшения состояния здоровья. Аналогичное исследование, проведенное в сотрудничестве с Фортуноффским видеоархивом свидетельств холокоста при Йельском университете, выявило, что жертвы, которые хотели и могли говорить о холокосте[717], как бы трудно это ни было, также сообщали о лучшем здоровье, как физическом, так и психическом.

Разумеется, мысль, что обсуждение того, что гложет и беспокоит человека, может иметь целебный эффект даже спустя годы после ужасного события, предложена не Пеннебейкером. Она лежит в основе исповеди в христианстве; на ней базируется и психотерапия[718]. В конце XIX века Зигмунд Фрейд и его коллега, венский психотерапевт Йозеф Брейер, выдвинули идею так называемой разговорной терапии[719]. Они предположили, что многие эмоциональные и физические симптомы являются следствием невысказанных воспоминаний, обычно о негативных, тревожащих событиях. Они также высказали мысль, что, если предоставить человеку возможность поговорить об этих воспоминаниях, произойдет своего рода разрядка негативных чувств, за которой последует катарсис, и симптомы ослабнут либо исчезнут. Сегодня, более ста лет спустя, существуют десятки всевозможных форм психотерапии, эффективность которых подтверждена экспериментальным путем, но почти все они требуют, чтобы клиенты в той или иной степени рассказывали о своих страданиях. Некоторые исследователи в области психотерапии сделали такой вывод: все добросовестные подходы к психотерапии скорее похожи друг на друга, чем отличаются[720]; практически все формы терапии — от психоанализа до бихевиористской и когнитивной психотерапии — в той или иной мере являются разговорными.

* * *

Таким образом, возможно, исповедь действительно полезна для души или по крайней мере для здоровья человека. Данный факт подтвердил метаанализ почти ста пятидесяти исследований[721], хотя до сих пор никто точно не знает, каким образом это происходит[722]. Фрейд утверждал, что, изливая душу, человек открывает путь катарсису, освобождению и очищению от стресса, вызываемого негативными воспоминаниями и эмоциями, однако исследования показывают, что этим дело не ограничивается. Согласно одной из самых популярных теорий, польза, получаемая при избавлении от хранимых нами тайн и секретов, больше, чем просто снятие стресса; облекая свой опыт в словесную форму, мы помогаем себе постичь смысл собственных мыслей и чувств[723]. Как вы помните, для человека, особенно для ребенка, секреты нередко становятся следствием моментов, когда он говорит себе (если вообще что-либо говорит): «Для описания этого нет слов. Я не знаю, что с этим делать. Я не знаю, куда это определить».