Иногда Кэлвин чувствовал себя самым одиноким человеком на свете. Он знал, что это звучит жалко и самоуничижительно и что на самом деле это не так, но все равно испытывал это. Его мучило странное чувство, что за все эти годы у него ни разу не было настоящего друга. Конечно же, у Кэлвина были и друзья, и приятели, и коллеги. «Но они ведь не знали моих секретов, — возражал Кэлвин, — а значит, не знали, что не знают меня по-настоящему». Секреты высокой стеной отгораживали его от всех окружающих его людей[681], поэтому, с кем бы он ни был, он чувствовал себя окруженным одними незнакомцами. Когда люди смотрели на Кэлвина, они видели успешного, приветливого, уважаемого профессионала, но, как писал Дэвид Мэмет о Супермене, он чувствовал себя обреченным на «лесть без близости»[682].

В конце каждого дня Кэлвин возвращался в свою квартиру, где мог закрыть дверь, оставив за ней весь остальной мир. Но, по иронии судьбы, проделав это, он был не так одинок, как думал. В своих мемуарах колумнист New York Times Чарльз Блоу вспоминает заброшенный дом, где играл мальчиком после того, как подвергался сексуальному насилию; он называет его своей «крепостью одиночества, вроде убежища Супермена… Там, в этом доме, я наконец прекращал бежать от одиночества и с радостью принимал его. Одиночество стало моим истинным и дорогим другом, — другом, который будет защищать меня всю жизнь[683]. И президент Барак Обама в своих мемуарах вспоминает одиночество как «самое безопасное место, которое я когда-либо знал»[684].

Кэлвин тоже хранил свои секреты и поддерживал отстраненность от мира в целях безопасности — чтобы защищать себя от потери друзей и работы, — однако у одиночества и изоляции тоже есть способы подвергать человека риску[685]. Одно долгосрочное исследование, в рамках которого психологи наблюдали за группой из более тысячи человек от рождения до начала взрослости, выявило, что социальная изоляция в раннем возрасте четко ассоциируется с плохим здоровьем в двадцать — тридцать лет[686]. Кроме того, одиночество может в любом возрасте быть хроническим и кумулятивным стрессором, повышающим артериальное давление[687] и уровень гормонов стресса[688], усиливающим симптомы депрессии, порождающим мысли о самоубийстве[689] и наносящим вред иммунной системе[690]. Данные десятков исследований с участием сотен тысяч человек указывают на то, что одиночество является основным фактором плохого здоровья и даже смерти[691]. Хроническая изоляция считается более вредной для нашего самочувствия, чем многие хорошо известные факторы риска[692], в том числе низкая физическая активность и ожирение, и не менее вредной для нашего здоровья, чем курение. «Одна из самых страшных болезней, — сказала мать Тереза, — быть никем для всех людей»[693].

При этом, по словам Кэлвина, борьба с одиночеством означает нечто намного более сложное, чем просто жить и общаться с другими людьми. Одиночество — это воспринимаемая социальная изоляция от окружающих, или их кажущаяся недоступность, а не объективная социальная изоляция[694]. Поэтому многие сверхнормальные люди, которые совершают переход, чувствуют себя отделенными от остальных, даже когда, а иногда и особенно в этих случаях, окружены родными, коллегами и друзьями. Они могут чувствовать себя абсолютно изолированными, сидя за одним столом с членами семьи, поскольку те оказались неспособны их любить или защищать. Они могут чувствовать себя совсем одинокими в толпе друзей и приятелей, потому что именно эта ситуация напоминает им, что никто из этих многочисленных людей не знает, кто они в действительности и что на самом деле они страшно одиноки.