Старый доктор замолчал. В глазах его погас страшный блеск, иот лица отхлынула кровь, только тогда он заговорил прежним голосом, ласковоглядя на меня:

— Тяжелее всего тебе. Ты попала в беду. Я не хочу, чтобыв будущем ты думала обо мне плохо, — ведь я почти насильно заставил тебяподать в отставку. Но ты должна решительно рвать все связи с прошлым. Аллахсоздал твои глаза, твои губы, чтобы они смеялись и делали всех вокругсчастливыми, а не для того, чтобы они плакали и дрожали перед страшным моржом.Феридэ, должен тебе сказать еще кое-что. Сейчас моя ответственность перед тобойвозросла вдвое: я виновник всех твоих несчастий. И я обязан все исправить.Повторяю, тебе надо расстаться с мыслью о работе. Если даже нам сегодня удастсякак-нибудь выкрутиться, завтра тебя втопчут в землю новой клеветой. А вдругменя тогда уже не будет в живых? Давай подумаем вместе… Может, ты вернешьсядомой, к своей семье?..

Я потупилась и ответила:

— Нет, доктор-бей, они для меня умерли навсегда.

— Тогда другой вариант… А не можешь ли ты выйти замужза хорошего молодого человека?

— Нет, доктор-бей, я твердо решила умереть старойдевой…

— Я тоже не верю, Феридэ, что, выйдя замуж, ты будешьсчастлива. Тот проклятый так влез в твое сердце, что никакая сила не вырвет егооттуда!

— Доктор-бей, умоляю, говорите обо всем, но этотвопрос…

— Хорошо, крошка, хорошо.

— Благодарю вас.

Хайруллах-бей некоторое время раздумывал, покусывая кончикиседых усов.

— Так что же нам тогда делать? Нужда тебе не угрожает.Этого бояться не надо. Моего скромного состояния хватит нам обоим. Я как раздумал, куда мне расходовать деньги. Могу же я истратить их для твоего счастья?

Я знала, что мой ответ рассердит доктора. Но что поделаешь?Робко погладив рукой по его колену, я сказала:

— Но подумайте, доктор, в качестве кого должна япринять от вас денежную помощь? Смогу ли я после этого чувствовать себячеловеком?

Хайруллах-бей не рассердился, только грустно, даже жалобновзглянул на меня:

— Стыдно, Феридэ, стыдно!.. Стыдно говорить такиеслова. Ведь мы так привязались друг к другу. Но ничего не поделаешь. Ты толькокажешься свободной, независимой и смелой, а на самом деле в тебе живетограниченность и бессердечность маменькиной дочки. Ты из той породы, про которыхговорят: «крашеная овечка». Ты попала в беду… Но может ли жить одинокой такаягордая девушка, как ты, которая не хочет принять малую помощь даже от старогоискреннего друга? Особенно после этой истории, после всех сплетен. Потому-то,Феридэ, я и решил, что тебе лучше выйти замуж. Ты не желаешь ни от когопринимать помощи, хочешь работать, но это невозможно. Если я предложу тебе нерасставаться, жить вместе, ты и с этим не согласишься, не так ли? Опускаешьголову? Боишься ответить?.. Честно говоря, я и сам не считаю это выходом изположения. Будем в эту минуту говорить откровенно. Жители квартала отправили ккаймакаму делегацию, которая заявила, что у меня в доме живет посторонняямолоденькая девушка, не имеющая никакого отношения к моей семье. Они сказали, чтосчитают это противозаконным, безнравственным, и даже потребовали выслать тебякуда-нибудь подальше. Ты знаешь, я человек прямой, откровенный, каждому в глазаговорю то, что думаю: за это меня недолюбливают. Как уж тут упустить случайпнуть меня, не так ли? Короче говоря, милая Феридэ, ты не имеешь возможностижить ни вместе со мной, ни одна. Беспричинные подозрения будут преследоватьтебя и отравлять твою жизнь везде, куда бы ты ни поехала. Каждый твойсомнительный поступок в прошлом дает право любому проходимцу, любомуничтожеству оскорблять тебя. Что же будем делать, Феридэ? Как нам действовать?Как защитить тебя?

Я взглянула на доктора грустно, как смотрят осужденные насмерть, и попыталась улыбнуться. На сердце было непередаваемо тоскливо.

— Наконец-то и вы признали за мной право думать осмерти. Доктор-бей, посмотрите на это солнце, на эти деревья, на это моревдали… Захочет ли человек, который не попал, подобно мне, в беду, расстаться сэтим прекрасным миром?..

Хайруллах-бей зажал мне рот ладонью.

— Довольно, Феридэ! Хватит. Ты сейчас заставишь менясделать глупость, какую я не совершал ни разу в жизни. Я могу заплакать… —Доктор протянул фуку к осеннему солнцу, которое сияло сквозь голые, сухие веткидеревьев. — Я уже стар. Мне пришлось видеть на своем веку много людскогогоря, нищеты. Сколько глаз я закрывал вот этими руками! Но когда прекрасныйребенок, чьи шаловливые губы вздрагивают, словно ищут повод рассмеяться, такспокойно говорит о необходимости смерти, разве это не страшная трагедия! Такой яеще не видел.

Хайруллах-бей сорвал с коленей плед и долго ходил покомнате. Наконец он остановился передо мной и сказал:

— В таком случае надо обратиться к последнему средству.Я оставлю тебя

в своем доме по закону, как того требует шариат[105], и будузащищать! Готовься, Фериде. Это будет в следующий четверг…

Вот уже неделя, как мы в Кушадасы. Завтра я стануновобрачной. День тому назад Хайруллах-бей уехал в Измир по своим делам, атакже чтобы купить для дома кое-какие новые вещи. Сегодня он сообщил в телеграмме,что вернется вечером.

Я говорила доктору, что тратиться совершенно незачем. Онвозражал, приводя очень странные доводы:

— Нет, милая невеста, ничего не купить — значитрасписаться в том, что я глубокий старик. Да, природа совершила ошибку,поставив между нами преграду в сорок лет. Но это не имеет никакого значения.Истинная молодость

— молодость души. Ты не смотри на мой возраст. Я крепчедвадцатилетнего юноши. К тому же я хочу тебя видеть красивой и наряднойневестой. Я тверд в своем решении: привезу тебе из Измира невиданный свадебныйнаряд.

Я молчала, глядя прямо перед собой.

Хайруллах-бей продолжал:

— Кроме того, я сделаю тебе свадебный подарок. И этобудет невиданный подарок. А ну, отгадай: серьги, кольцо, жемчуг, алмазы?.. Нет,нет и нет. Не ломай голову напрасно. Не отгадаешь. Я подарю тебе сиротский дом.

Я удивленно посмотрела на Хайруллаха-бея. Лицо его светилосьрадостной улыбкой.

— Видишь, я знал, как тебе угодить. Превратим нашеимение Аладжакая в сиротский дом на сорок детей. Мы соберем туда сирот изокрестных деревень. Я буду доктором, а ты — учительницей и матерью.

Эти строки пишутся у окна в комнате, где я лежала в периодсвоего выздоровления.

В саду листопад. Ветки деревьев наполовину оголены. Порывыветра заносят сухие листья в окно, они ложатся на пожелтевшие страницы моейтетради.