Его ладони скользнули под край подола, по бедрам, талии… пальцы пробежали по животу, ребрам, кружеву, скрывавшему грудь – не задерживаясь, торопливо… едва коснувшись шеи, губ – он сдернул с нее мешавшую ткань и нетерпеливо отбросил в сторону.

- Оно любимое, - нервно хохотнула она. – Тебе понравилась моя новая прическа?

- Нет, - ответил он, коснувшись жарким дыханием уха, в то время как руки гладили ее спину, теперь медленно, дразня, расстегивая крючки бюстгальтера и отправляя его следом за платьем. Она шумно и медленно вдохнула воздух, наполненный влагой, лесом и им. Запрокинула голову, подставляя обозрению лицо. Обозрению или поцелуям – как ему больше нравится.

- А я старалась…

Не рассматривая и не целуя, Егор смотрел вслед своим рукам, освобождавшим ее от капрона колгот.

- Для кого? – равнодушно поинтересовался он, заставляя поднимать ноги и расшнуровывая ее дурацкие кеды, отнимавшие драгоценные секунды.

- Ни для кого. Просто.

- Ванна набралась, - сказал он, подняв голову и отстранившись.

- А ты все еще одет. Веришь мне? Что ни для кого?

Егор молчал, пристально глядя в ее глаза. Ладони снова настойчиво гладили ее тело, ноги, кожу по внутренней стороне бедра, отодвигая в сторону последнюю тонкую преграду и захватывая в плен то, что горело и пульсировало сейчас только для него. Руслана стояла, прикрыв глаза и отдаваясь его рукам, крепко сжимая пальцами его крепкие плечи, не сдерживая себя – не желая сдерживать, шумно выдыхая. Ни для кого.

Только для него.

Потом она медленно отстранилась, шагнула в сторону. Выключила кран. И тихо сказала:

- Я никогда не занималась любовью в ванне. Говорят, неудобно.

Он снова промолчал. Слов больше не было.

Вместо слов в стороны летела одежда, белье, брызги, когда он опустил ее в воду и последовал за ней.

Вместо слов были жаркие поцелуи и хриплое дыхание.

Вместо слов они соединялись в быстрых, резких, несдержанных движениях и оглушали друг друга негромкими вскриками.

Вместо всех на свете слов.

***

- Почему у нормальных людей семьи, дети, секс регулярный, а не раз в несколько лет, а? – хрипловатый голос был сонным и спокойным.

Солнечный блик вспыхивал на окне и пускал трепещущий золотистый свет по комнате, отчего та наполнялась оранжевыми красками. Может быть, из-за покрытых лаком бревен, которыми были отделаны стены. Здесь тоже умопомрачительно пахло – деревом. Ей нравилось.

Руслана перекатилась на живот, и ее лицо оказалось напротив его лица.

- Я уникальная или тупая?

- Какая бы ты ни была, тебе удалось обратить меня в свою веру.

- Тебе это нравится?

- Выключи журналистку, - лениво усмехнулся Егор.

- Кого включить?

- Не надо никого включать. Будь собой, - он приподнялся и коснулся поцелуем ее губ, ощущая ее дыхание. Оно было ровным и тихим, но пьянило и возбуждало едва ли не сильнее вздрагивающих рук, когда она касалась его сегодня.

- Я скучала по твоей щетине, - еще более хрипло после поцелуя говорила

Руся. – Не знала, что она превратилась в бороду. Борода – тоже круто.

- А я скучал по тебе.

Ее губы приоткрылись. Она приподнялась чуть выше на локтях, чтобы дотянуться до его щеки. Прикоснулась к ней ртом, зажмурилась и прошептала:

- Я больше не буду. Я тебе обещаю.

- А если я тебе не верю? – рассмеялся он, прижимая ее к своему телу.

- Я тебе верю. Так что… если только сам когда-нибудь за дверь выставишь.

Но я буду сопротивляться. Драться могу начать. За свое место возле тебя.

- С кем?

- Не знаю. С дверью. Давай у нас будет большая такая дверь, тяжелая.

Заведем привратника… или как это… швейцара. Тогда еще с ним подраться можно. Или лучше перевоспитай меня. Я поддаюсь. Правда.

- Посмотрим.

- Посмотрит он! – проворчала она и обхватила руками его шею: - Скажи мне, что я тебе нравлюсь, а!

- Ты мне нравишься, - не моргнув глазом, повторил Егор. Быстрым движением перевернул ее на спину и навис над ней. – Ты мне очень нравишься, - он принялся целовать ее губы, шею, грудь, скользил ниже, прочерчивая языком влажные дорожки и чувствуя, как мелко дрожат мышцы ее живота. Остановился, поднял голову и поймал ее взгляд. – Ты мне очень-очень нравишься.

- Тогда давай заведем еще и мажордома, - простонала она, потянувшись ладонью к его волосам и с ума сходя от их мягкости. – Все же такая ответственность… а раз очень-очень, то можно рискнуть.

- На каждого твоего швейцара и мажордома я заведу кухарку, горничную и дизайнера интерьера, - с самым серьезным выражением лица сообщил

Лукин.

И словно в подтверждение его слов на улице лаем зашелся Михалыч, а следом явственно лязгнул засов калитки. Руслана подорвалась с подушки и схватила покрывало, натягивая его на себя и на Лукина, пока не скрылась под тем до самого подбородка.

- Всеволод Ростиславович? – с каким-то благоговейном ужасом в глазах спросила она.

- Егор! – раздался ор со двора. – Чего это у нас за желтая колымага под забором, а?!

Лукин с улыбкой выбрался из постели и прошлепал босиком к шкафу.

- Свои, - крикнул он в открытое окно, - потом загоню под навес.

Достал одежду себе, вручил футболку Руслане. И принялся одеваться.

Росомаха тем временем спешно натягивала врученное. Хваталась за всклокоченные волосы, пытаясь их расчесать пятерней. И стенала, что белье осталось в ванной. А когда еще и входная дверь громко скрипнула, открываясь, страшным шепотом предложила:

- Может, мне лучше уехать? Неудобно…

- Выпрыгнешь в окно и уйдешь огородами? – поинтересовался Егор, скрестив на груди руки.

- Мне не привыкать, - вздохнула Руслана.

Между тем, по дому разносился топот. Молчавший до этого времени и принадлежавший только им, он наполнился шумными звуками – будто встряхивал их и выдергивал из безвременья. Жалобный скрип половиц.

Шуршание пакетов. Кряхтение откуда-то из прихожей: «Разувайся и руки мыть».

А потом очередной ор могучим голосом:

- У меня торт и сюрприз!

- Сюрприз – это самогон ваш паленый! – зазвучало звонко и весело.

- Вообще-то я имел в виду, что тебя привез! – возмутился дядя Сева.

- Я не категория сюрпризов, а категория катастроф!

- Короче, Викундель здесь!

- Представляю выражение его лица сейчас, дядь Сев!