рассказываю ей о различных планах улучшить свою жизнь. «Я не лучший советчик», – говорит она.

17

Сижу в интернете и пытаюсь купить заброшенную колонию старых бунгало. Как только найду ее и деньги на покупку, соберу десятерых друзей, и мы будем жить там летом. Как коммуна, но без галлюциногенов и обмена партнерами. Муж не в восторге от моего плана. «Не понимаю, как это изменит мою жизнь, – говорит он. – Мне все равно придется каждый день ходить на работу».

В конце концов мы находим другую квартиру. Сборы занимают несколько недель; процесс поистине эпический. В последний день приходит философ и помогает спустить на улицу пианино. Вешаем на него табличку: НЕ ЗАБИРАЙТЕ. КЛОПЫ.

В лифте нашего нового дома дочь нажимает кнопку одиннадцатого этажа. «Если будет пожар, можно пойти по лестнице», – говорю я. «А если наводнение?» – спрашивает она. Не будет никакого наводнения, говорю я и в кои-то веки не вру.

Иногда, стоя на платформе в метро, представляю, что держу ее на руках. При этой мысли голова у меня до сих пор кругом.

Спи, моя радость, усни, в доме погасли огни. Птички уснули в саду, рыбки затихли в пруду. Мама, папа, мятик, мятик! Спокойной ночи, дерево, спокойной ночи, звезды, спокойной ночи, Луна, спокойной ночи, мир. Картофельные штампики, бумажные гирлянды, невидимые чернила, торт в форме цветочка, торт в форме лошадки, торт в форме торта, голос для дома и голос для улицы. Увидишь злую собаку – замри и стой. Ракушки, отполированные морем стеклышки, отлив, низовка, мороженое, фейерверки, арбузные семечки, ой, мам, я жвачку проглотила, эвкалипты, ботиночки, кораблики, «пьяница», «Никелодеон», суп с макарошками-буковками, А – аист, ма-ма мы-ла ра-му. Светлячки, падающие звезды, морские коньки, золотые рыбки, ой, мама, хомячиха съела хомячков, пожалуйста, не приносите арахисовое масло, требуется подпись родителей, лучшая мама на свете, покажи и расскажи, правда или действие, прятки, красный – стоим, зеленый – идем, наденьте маску на себя, а потом на ребенка, море волнуется раз, море волнуется два, паучок ходил по ветке, а за ним ходили детки, свидание без ребенка, семейный выход, спокойной ночи, Шалтай-Болтай сидел на стене, Шалтай-Болтай свалился во сне. На шагающих утят быть похожими хотят. Ой, мама, это груффало, оно меня понюфало! Бумажные валентинки, глина для лепки, друзья навсегда, сто блюд из курицы, бабушка, почему у тебя такие большие зубы. Монополия, Монополия, Монополия, ты бери наперсточек, мама, а мне машинку.

Идем из магазина, я несу пакеты, по три в каждой руке; они перекручиваются, впиваются в кожу на запястьях. Останавливаюсь и пытаюсь их раскрутить. На запястье белая полоса – пакеты пережали кровоток. «Мам, дай помогу, – говорит дочка. – Мам, стой, не двигайся. Мам, дай я раскручу!» Я не двигаюсь. Пусть раскручивает.

Три вопроса от моей дочки:

Почему море соленое?

Ты умрешь раньше, чем я?

Знаешь, сколько собак было у Джорджа Вашингтона?

Не знаю.

Да. Хотелось бы.

36.

18

Дочь спрыгивает с качелей и ломает обе кисти. Спрыгнуть подначила подружка; ей пять лет. Мол, прыгай, ничего не будет, обещаю. «Зачем она это пообещала?» – безутешно рыдает дочка в больнице.

В этой больнице мы уже были – она однажды засунула в нос пластиковую бусину. Я пыталась вытащить бусину пинцетом, пока муж по телефону зачитывал инструкции из интернета, но лишь загнала ее глубже. Тогда он взял такси с работы и заехал за нами. По пути в больницу дочка плакала и спрашивала: «А с другими детьми такое было? Другие дети когда-нибудь такое делали? Хоть кто-то?» В приемной мы сели на самый краешек кресел и стали ждать, пока нас вызовут. Прошло несколько часов. По срочности оказания медицинской помощи бусина в носу – совсем не срочно.

Муж потом сказал: «Я забыл очень важную вещь. Пытаться достать инородный предмет из носа можно только в очень спокойном состоянии. Ты была в очень спокойном состоянии?»

В этот раз она плачет так сильно, что ей не могут сделать рентген. Врач делает снимок моей левой кисти, чтобы показать, как нужно держать руку. Он подносит снимок к свету, и мы на него смотрим. Вот кость, на вид полая, вот четкая полоска кольца, прозрачная дымка вокруг – это мышцы. Вспоминаю парня, с которым однажды познакомилась в автобусе; тот называл себя «ученым христианином». Ученые христиане были идеалистами, то есть верили, что лишь душа реальна. Однажды он упал со шведской стенки в школе, и все думали, что он сломал ногу, но на самом деле он ничего не ломал и ему даже не было больно, потому что не существует никаких костей и боли – только ум, который не чувствует ничего. Помню, тогда я тоже захотела стать ученой христианкой. Но со временем это прошло.

После рентгена, что удивительно, ей вкалывают морфин. Она что-то сонно лопочет про пончики. Мол, в награду за страдания ей полагается дюжина пончиков, и она от каждого откусит по кусочку.

Мы ведем ее к врачу, чтобы наложить гипс. Он накладывает и предупреждает, что под гипс не должны попасть посторонние предметы. «Если что-то туда попадет, придется возвращаться и снимать гипс, потом снова накладывать под наркозом», – говорит он. Мы уходим.

Что-то упало в мой гипс.

Что?

Не знаю.

Ты уверена?

Нет. То есть может быть. Может, мне просто показалось.

Показалось?

Нет, я почувствовала, как что-то туда упало.

Почувствовала?

Кажется.

И что это было?

Не знаю. Что-то.

Но что?

Да ничего. А может, что-то.

Но что?

Ничего. Или не знаю.

Мы моем ей голову в ведре и чешем запястья палочками для еды. Лето, она плачет – ей хочется плавать в бассейне.

Витгенштейн говорил: Все, что мы говорим, исходит из тела; речь не существует вне человеческого тела.

Однажды мы разрешаем ей поспать в нашей комнате – там лучше работает кондиционер. Заваливаемся все вместе в большую кровать. От ее гипса пахнет мокрой собакой. Она приносит с собой ночник, проецирующий звездное небо на потолок, и ставит на прикроватный столик. Вскоре все засыпают, кроме меня. Я лежу в кровати и слушаю гул кондиционера и ее тихое дыхание. Невероятно, как из темных вод появилось вот это.

19

На седьмую годовщину муж ставит мне песню, но она такая грустная, что слушать ее почти невозможно. В ней говорится о супружестве и о том, кто умрет первым.