— Чайку хотите? — предложил он Николаю Герасимовичу. — Есть мятные конфеты, пирожные.

— Потом, Семен Петрович, вы уж о деле скажите, — смутился Кузнецов.

— Ах вот что! — Урицкий вроде бы растерялся, слегка покраснел, голос у него был глуховатый, но заботливый. — Не знал, что вы такой горячий. Ладно, скажу о деле… Вы назначены в Испанию нашим военно-морским атташе и главным военно-морским советником. Ясно, да? — Урицкий мягко, как девушка, улыбнулся. — А в Испании, как вы знаете, Гражданская война. Там очень горячо! Франко пытается задушить свободу и демократию, ему помогают Германия и Франция. Республика в огне. Но туда мы направляем только добровольцев. Так что вам решать. Можете отказаться. В Мадриде уже находится наш посол Розенберг, следом за ним туда отправился военный атташе Горев…

— Я согласен! — прервал его Кузнецов.

— Тогда попьем чайку и поговорим о деталях…

Испания — это особая веха в жизни Кузнецова. На фронте под Картахеной и в боях на море он не раз рисковал собой, зато приобрел боевой опыт, который потом, по возвращении на Родину, помог ему подготовить наш Военно-морской флот к сражениям с гитлеровскими захватчиками. Николай Герасимович отвечал за морские перевозки из СССР, обеспечивал охрану наших транспортов, доставлявших в Картахену танки, самолеты, орудия, боеприпасы. Фашистские корабли Франко пытались перехватить советские суда, атаковать их, но им это не удавалось.

— Ты-то сам, Николай Герасимович, участвовал в морском бою? — спросил его маршал Буденный, когда Кузнецов гостил у него на даче в Баковке.

— Приходилось, Семен Михайлович. — Глаза Николая Герасимовича заискрились. — В апреле тридцать седьмого республиканская эскадра вышла в море на «охоту» за вражескими кораблями. С командующим испанским флотом Буисом я находился на эсминце «Антекара». В районе Малага — Мотриль линкор «Хайме I», два крейсера и флотилия эсминцев подошли к побережью и обстреляли из орудий боевые позиции франкистов. Не успели мы уйти подальше от берега, как торпедные катера и самолеты мятежников атаковали эскадру. Рядом с эсминцем разорвалась бомба. Я стоял на ходовом мостике, осколок разорвал на плече куртку и разбил прожектор. Еще самую малость в сторону, и он бы шарахнул мне в голову.

— Рисковый ты мужик, — качнул головой маршал, наливая гостю очередную рюмку.

Кузнецов возразил:

— Мне — баста! Кажется, я захмелел…

— А ты закусывай огурчиком! — Маршал поднял рюмку. — Ну, за твои дальнейшие успехи в службе!

Они чокнулись и выпили.

— Случались на море и такие курьезы, — вновь заговорил Николай Герасимович. — Командир флотилии подводных лодок Вердия, с которым я сразу нашел общий язык, когда прибыл в Картахену, командовал подводной лодкой «С-5». Он признался мне, что хочет уничтожить линкор мятежников «Эспания», попросил помочь ему осуществить свой замысел. До глубокой ночи мы колдовали с ним за оперативной картой. И не зря! Вердия скрытно вышел в атаку, торпеда попала в линкор, но не разорвалась!

— Да ты что? — чертыхнулся Буденный.

— Истина, Семен Михайлович. А почему? Испанцы смелые, отважные моряки, но корабли готовят к боям наспех, вот и платились за это.

— Долго ты пробыл в Испании? — спросил маршал.

— Почти год. Я так втянулся в боевую работу, что об отъезде и не думал. Но в августе меня отозвали в Москву. На аэродром провожал командующий республиканским флотом Буис. На прощание он обнял меня, просил скорее возвращаться, но Клим Ворошилов вряд ли снова пошлет меня туда. — Николай Герасимович помолчал. — Мне кажется, что в Испании я оставил частицу самого себя.

— Ты где остановился? — спросил маршал.

— В гостинице «Москва». Завтра с утра пойду к своему начальству.

— Оставайся ночевать у меня, а утром я поеду в наркомат и тебя подвезу, а? — Семен Михайлович крутнул правый ус.

— Спасибо, Семен Михайлович, но я пойду. Мне должен звонить управляющий делами наркома Хмельницкий, а я загостился у вас.

— Ладно, моряк, потом скажешь, куда тебя направят. А хочешь, я замолвлю слово перед наркомом? Клим мой давний друг!

— Не надо, товарищ маршал. Я этого не люблю…

Едва Кузнецов вошел в свой номер, как раздался звонок Хмельницкого.

— Ты что загулял, Николай Герасимович? — пробасил он в трубку. — Я тебе дважды звонил… Что-что, был у Семена Михайловича? Ну и как?.. Да, Буденный храбрейший человек. С ним всегда чувствуешь себя героем!.. — И уже официально Хмельницкий добавил: — Вот что. Вам к десяти ноль-ноль быть у наркома!..

Наскоро позавтракав, Николай Герасимович поспешил в Наркомат обороны. Маршал Ворошилов сразу принял его. Высокий и стройный, с добродушной улыбкой на лице. Пожимая Кузнецову руку, он весело спросил:

— Что, Испания легла на сердце?

— Легла, товарищ маршал, и чувствительно, — сдержанно ответил Кузнецов.

— Садись, моряк, и коротко доложи, что там успел сделать. Но прежде скажи, как сражаются в Испании наши добровольцы? Вчера ты весь вечер гостил у Семена Буденного. Он звонил мне, говорит, Кузнецов — герой, жалел, что ты не состоишь в кавалерии… — Ворошилов подошел ближе. — Ну, как там наши люди, есть среди них герои? Да ты садись!

— Шутите, товарищ народный комиссар. — Улыбка скользнула по губам Кузнецова и исчезла. — В Испании все наши добровольцы — герои!..

Маршал слушал Кузнецова внимательно, вопросов не задавал, кое-что записывал в свою рабочую тетрадь. Но едва Николай Герасимович назвал фамилии танкиста Дмитрия Павлова и летчика Якова Смушкевича, как нарком вскинул голову.

— Что скажешь о них? — спросил он.

— И тот и другой показали себя в деле. Правда, Павлова я видел редко, а вот с Яковом Смушкевичем поддерживал постоянный контакт. С воздуха он и его подопечные надежно прикрывали наши транспорты с оружием для республиканцев. А в воздушных боях он творил чудеса. Однажды на моих глазах сбил два самолета мятежников, которые пытались сбросить бомбы на транспорт «Санчо-Аугустин», доставивший в Картахену самолеты.

— Я Павлова и Смушкевича тоже ценю, — сказал Ворошилов.

(Не лицемерил ли нарком? Иначе чем объяснить, что генерал армии Павлов, Герой Советского Союза, командующий войсками Западного фронта, во время войны в 1941 году был предан суду и расстрелян? Ему «соратники» вождя приписали чуть ли не измену Родине, а «железный нарком» не мог за него вступиться. А на генерал-лейтенанта авиации Смушкевича, дважды Героя Советского Союза, подручные Берия состряпали «дело» об измене Родине, и во время ожесточенных боев под Москвой в сорок первом его тоже расстреляли. — А.З.)

Когда Кузнецов закончил свой доклад, Ворошилов сказал:

— Вы, Николай Герасимович, хорошо поработали в Испании, но туда больше не поедете, пусть другие глотнут горячего воздуха. Сейчас поезжайте в Сочи на отдых в санаторий, а когда вернетесь, мы решим, куда вас направить. И еще, — продолжал маршал, — третьего января постановлением ЦИК СССР вы награждены орденом Ленина за активное участие в национально-революционной войне в Испании, а месяц назад, двадцать первого июня, — орденом Красного Знамени. Перед отъездом к новому месту службы вам вручат эти награды.