Пробка постепенно начала продвигаться и совсем скоро такси поехало дальше. Лиз даже не заметила этого, она всё не могла прийти в себя после той встречи с цыганкой. Девушка никогда раньше не прибегала к помощи каких-то гадалок или ясновидящих и никогда им особенно не верила, а цыгане у неё вообще вызывали отвращение. Она всегда считала, что этот народ только на обман и воровство способен, а ещё много слышала о цыганском гипнозе, когда люди добровольно отдают им золотые украшения или деньги. Вот и сейчас девушка сразу начала проверять, всё ли её добро на месте, но что-то в словах этой цыганки её особенно взволновало, как будто это действительно имело какой-то смысл.

11

Большой старый дом был таким же, как в тот день, когда Элизабет его покинула. Сухие виноградные лозы уродливо свисали с таких же старых серых стен. Видимо, кроме Лиз мало кого это интересовало, хотя и она в своё время не слишком много внимания уделяла дому и саду. Но всё же иногда её осеняло, и девушка могла часами копошиться на участке, обрезая кусты, пропалывая цветник или занимаясь ещё чем-то полезным. В такие моменты её просто невозможно было отвлечь от этого занятия. Единение с природой помогало девушке нырнуть в свои мысли, продумать планы на будущее, решить какую-то задачу, а сад, тем временем, становился заметно моложе и красивее. Никто не стал бы мешать Элизабет в такой момент. Это было единственное увлечение девушки, которое полностью одобряли её родители, и никак ему не препятствовали.

Девушка вошла в дом, открыв его своим ключом. Сколько времени прошло, а она всё так же носила ключ в сумке, даже не задумываясь о том, что он ей может пригодиться. Странно было, что, учитывая её образ жизни, родители не сменили замки.

Как и предполагалось, встречать странницу никто не вышел, хотя она по этому поводу сильно не расстраивалась. В доме было прохладно и темно, а в воздухе витал дух отчуждения. Атмосфера совсем не напоминала жилой дом, а больше походила на больницу или отель. Как ни старалась мать Элизабет сделать дом настоящим семейным гнездом, это у неё получалось не очень хорошо, ведь сами обитатели дома не чувствовали этого уюта и тепла, семья мало походила на настоящую семью, у каждого всегда была своя жизнь, которой он не желал делиться с остальными. Девушка помнила то время, когда она была маленькой, пожалуй, в этот период их действительно можно было назвать семьёй, по крайней мере, так ей тогда казалось. Молодые родители, довольно молодая бабушка, ещё живой дедушка и масса других родственников, которые очень часто навещали их, особенно во время различных семейных торжеств. В доме всегда было шумно и весело. Когда же всё изменилось, девушка уже не могла вспомнить, видимо, это происходило постепенно и незаметно.

Элизабет начала медленно подниматься в свою комнату. Деревянные ступеньки предательски заскрипели, и на этот звук из кухни выбежала мать. Совсем молодая и довольно привлекательная женщина без малейшего намёка на седину или морщины, она смотрела на дочь, не говоря ни слова. Даже в своём собственном доме женщина не позволяла себе выглядеть кое-как. Никогда никто не мог увидеть её не накрашенной, без прически и в неподобающей одежде. Она говорила, что женщина должна хорошо выглядеть всегда, не смотря ни на что. Даже Элизабет не могла вспомнить, чтобы её мама ходила по дому в старом халате или чём-то подобном. Домашняя одежда подбиралась так же тщательно, как и выходная. Наверное, это было связано с тем, что в любой момент отец мог вернуться домой вместе с гостями, которые зачастую были его деловыми партнёрами. Поэтому, чтобы не позорить мужа, женщине приходилось быть всегда в полной боевой готовности. Позже это вошло в привычку и стало для неё негласным правилом.

– Привет, мама. Я вернулась, – слова девушки прозвучали, как оправдание.

– Какая ты стала… красивая, взрослая. Очень изменилась за эти два года. Твоя комната готова. Ты можешь передохнуть и умыться с дороги, а вечером мы устраиваем праздничный ужин по случаю твоего возвращения. Будут только самые близкие родственники и друзья, совсем немного людей. Но всё равно я прошу тебя, надеть что-то более приличное, ато у твоей бабушки будет инфаркт, если она увидит тебя в таком виде. Знаю, что ты не любишь одеваться строго и официально, но прошу тебя, потрудись уж хотя бы сегодня, хотя бы для неё. Ладно, иди. Ты, наверное, очень устала, ведь путь, я полагаю, был неблизким. – Женщина развернулась и пошла на кухню.

Элизабет ожидала не сильно тёплого приёма, вот только не думала, что слова матери проберут холодом до самых костей. Казалось, что дочка просто не пришла домой ночевать, и её тактичная и сдержанная мать без скандала и крика дала девочке понять, что не в восторге от её выходки, и что будет очень недовольна, если что-то подобное повторится.

В этот момент Элизабет чувствовала себя полностью разбитой и совершенно никому не нужной. Как бы там ни было, она ужасно соскучилась и за домом, и за своей семьёй, и за своей прошлой жизнью, думала, что здесь обрадуются её возвращению. Ей совершенно не нужен был этот ужин в честь её приезда, ей просто хотелось, чтобы мама её обняла при встрече и сказала пару тёплых слов, просто хотелось почувствовать себя нужной и любимой, но этого не произошло.

Девушка поднялась наверх по старой деревянной лестнице. В её комнате практически ничего не поменялось. Всё те же белые обои, синеватые шторы на окнах, несколько комнатных растений, большое зеркало, аквариум со скаляриями, диван, стол, книжный шкаф и гардероб. Не было только плакатов на стенках, которые Элизабет тщательно собирала на протяжении последних школьных лет – тогда любимые группы и исполнители смотрели на неё со стен родной комнаты, вселяли уверенность в себе и заставляли верить в то, что было для неё дорого. Глядя на них, девушка представляла и себя участницей такой же рок-группы, звездой, к которой каждый хочет попасть на концерт, но билеты достать может далеко не каждый. Теперь же только следы от кнопок на обоях напоминали о том, что здесь когда-то было. Видимо, родители считали преступлением подобное проявление индивидуальности дочери и решили избавиться от него, как только Лиз покинула дом. Раньше девушка устроила бы грандиозный скандал, рассказала бы о своих правах и, наверное, неделю ни с кем не разговаривала бы, но сейчас ей было уже всё равно, всё это было в прошлом, да и задерживаться здесь надолго она не собиралась.

Элизабет бросила сумку на пол и прямо в обуви плюхнулась на диван. Она действительно очень устала и практически засыпала на ходу. Несмотря на то, что девушка проспала почти всю ночь в поезде, она совершенно не выспалась: сон в дороге не даёт такого отдыха, как на нормальной кровати и не позволяет полностью постановить силы. Постепенно сознание Лиз начало выключаться, и она погрузилась в крепкий и такой необходимый ей сон.

Но выспаться ей не удалось. Отвратительный звук телефонного звонка показался Элизабет градом ударов по голове. Этот невыносимый звон вырвал её из сладкого плена Морфея и вернул к жестокой реальности. Кому же понадобилось звонить ей именно сейчас, неужели нельзя было дать ей пару часов на отдых. И кто вообще мог звонить ей на домашний телефон, кто мог знать, что она уже дома?

– Слушаю, – голос Элизабет звучал устало и монотонно.