Мы не увидели здесь ни табличек с надписями, ни указателей, - он старался показаться бесстрашным и уверенным, но Мирон с Клясенем заметили в его голосе легкую дрожь, - Мы не смеем переступать порог твоего родного дома без приглашения, но твое жилье не показалось нам чьей-то собственностью. И даже если мы действительно обидели тебя, заставив врасплох в твоей берлоге, нет причины называть нас гнилыми тварями и ублюдками, Викла Поганый.

Луд, сам не понимая, как так у него получилось лихо и грамотно сказать, посмотрел на своих товарищей, ища в них восхищение, но увидел лишь страх в глазах Мирона и полную отрешенность в глазах Клясеня.

- Закрой свой вонючий гнилой рот! Ты, падаль! – продолжал плеваться и визжать Викла, - Это мой дом и моего брата! А вы живете в своих деревнях и городишках, в жалких домишках. Убирайтесь прочь, сопляки. Иначе познаете гнев Виклы Поганого! – в ярости он стукнул кулаком по голове здоровяка, которого назвал своим братом.

- Лес, - вдруг спокойно произнес Клясень и показал руками на стоявший вокруг лес, - Это лес.

Никто не понял, что хотел этим сказать Клясень, все застыли в тишине, как вдруг заговорил брат Виклы:

- А он прав, это лес, - в голосе его чувствовалось слабоумие, - Зеленый.

- А-а-а, бестолковый ты Дорик, не слушай этого вшивого бородача! - еще визгливее прокричал Викла, - Этот гнилой бродяга хочет отвлечь нас, обмануть и убежать.

- Никто не хочет вас обманывать, - невозмутимо продолжил Клясень, - Лес – дом животных, с когтями, хвостами, лапами, клювами, крыльями и клыками. Лес не может принять человека, если человек ему не понравился. А я, Клясень, дитя природы, чувствую, что лес вас не приглашал.

- А он прав, - вновь согласился со словами Клясеня здоровяк Дорик, подняв свои глаза вверх на брата, - Я не помню пригласительных открыток от леса. Лес нас не приглашал.

- Тупоголовый дуралей, - начал стучать по голове своего брата Викла, отчего тот зажмурился, - Ты за меня, а я за тебя, мы против них, не слушай этих хитрых и подлых людишек, им самое место на дне болота.

После этих слов коленки Мирона задрожали еще сильнее.

- А ты, леший, - обратился Викла к Клясеню, - Не смей мне указывать, кто кого куда приглашал! Лес – это мой дом, и я здесь хозяин. Сейчас я подожгу твою бороду, а пепел от нее заставлю запить болотной водой. А, нет! Я придумал лучше. Завяжу тебя за твою же бороду на высокую дубовую ветку, а потом подожгу! - он залился раскатистым хохотом.

Вдруг Клясень повернулся к Тирине, сидевшей у него на плече, что-то прошептал ей, после чего она ухнула, расправила крылья и улетела прочь.

- Уже нашептал своей пташке удирать? – насмешливо спросил Викла, в который раз оплевываясь, - Ее я хотел сварить на суп, ну да ладно, сварим суп из этого хряка! - он указал на Мирона.

- Мама! – дрожа от страха, провопил Мирон, - Он и вправду людоед!

Викла рассмеялся на его слова, широко отрыв рот и оголив свои желтые редкие зубы.

- Да нет же, конечно, трусливый простачок! До людоедства я еще не доходил. Какие же вы все все-таки жалкие, жители городов и деревень. Вы – толпа пугливых однообразных существ, живущих кучками, неспособные выжить в одиночку, вы просто никчемные мелкие муравьишки!

- Ты и сам бы пропал без своего брата, - сказал Луд, - Он и охраняет тебя, и добывает, судя по всему, еду, и, что самое скверное, возит тебя на себе, как трудовая лошадь. Да я бы на месте твоего брата давно повалял тебя хорошенько в грязи и побил.

Слабоумное детское лицо громилы Дорика погрузилось в задумчивость, его косые глаза сошлись и уставились на какую-то неведомую точку на болоте.

- Мы видим тебя сегодня впервые, Викла, - продолжил Луд, - Но уже усвоили, что от тебя страдают и животные, и люди, даже родные.

Вдруг издали послышался еле слышный топот. Не обратив на него внимания, Викла начал визжать на Луда:

- Нет! Это я всегда страдал от людей! Страдал всю свою жизнь! Я и мой не очень умный брат Дорик. Все ненавидели меня, все! Сверстники, дальние родственники, близкие родственники, тети, дяди, попы, кузнецы, кучера, стекольщики, сапожники. Все! Унижали, оскорбляли, называли Виклой Поганым. Моему брату доставалось чуть меньше, ведь подлая природа лишила его здравого рассудка, многие его жалели, тем более он добрый. Добрый и глупый. Я же был дырявым ржавым ведром среди всех этих вылизанных, блестящих пустых побрякушек. Одна мама только любила нас. Только она называла меня Виклой. Не Виклой Гнилым, не Виклой Мерзким, не Виклой Слизнем и, конечно, не Виклой Поганым. Викла Родной, так называла она меня, - его глаза налились злостью, - Здесь, в лесу, я чувствую себя хозяином, я чувствую себя здесь своим. Ни один кабан или волк, ни одна утка или выдра еще не оскорбляли меня, с тех пор как я сюда перебрался.

Топот издали все усиливался. На мгновение все участники потасовки обернулись в сторону источника шума.

- У тебя была мать, у тебя есть брат. У меня же не было ни родителей, ни братьев с сестрами. Меня воспитывал один из самых страшных людей в нави. Но даже так я не вырос жалобным ничтожеством… пусть и в богатом дворце. Что ж, продолжай жить здесь и ненавидеть всех людей под небом. Мы не вправе тебя выгонять, да и незачем нам это, - продолжил разговор Луд, - Но зачем крыс-то выгонять? Что вы такого не поделили?

- Выгнал и выгнал, не твое дело, мерзкий выродок, - в голосе Виклы не утихала злость, - Они мешали мне спать. Пищали ночью, воровали добытую Дориком еду, щекотали нам ноги во сне. А еще почти полностью разгрызли пень, на котором мы завтракаем. Не хочу даже вспоминать этих...

Тут топот настолько усилился, что заглушил голос Виклы. Все повернули голову в темноту, откуда раздавался звук, и замерли в ожидании. И только Клясень сохранял спокойствие и непоколебимость.

Наконец, из темноты леса камнем выскочила огромная тень. Никто не успел разглядеть что это, как вдруг этот снаряд долетел до братьев и врезался в них с огромной силой. Дорик отлетел на двадцать аршинов, повалился на землю и упал на спину, несколько раз перевернувшись через