«Ультиматум» возымел свое действие. Начальство пошло на уступки и определило нас на временные должности в подразделениях формирующегося артиллерийского полка. Меня зачислили на должность преподавателя конного дела, Михайлова на такую же должность, только в другой батарее.

Я с жаром взялся за любимую работу, стал учить солдат, как обращаться с лошадью. Практически весь день пропадал на конюшне в обществе любимых мною лошадок. Для солдат, призванных из деревни, не надо было объяснять, что такое конь как тягловая сила, но для горожан, впервые столкнувшихся с этими животными, конь — диковинка, с ними надо было делиться опытом, полученным на конюшне артиллерийского училища.

Только наша педагогическая деятельность длилась недолго. Однажды, в конце дня, в казарме появилось высокое начальство. Нам было приказано взять свои вещи и построиться на улице. Через пятнадцать минут казарма опустела, а ее обитателей, молодых лейтенантов, посадили на поезд и отправили в неизвестном направлении. Мы думали, что сразу попадем на фронт. Как бы не так! Не доезжая города Череповца, нас высадили на какой-то маленькой станции, скорее даже — на разъезде.

Пехотный капитан, сопровождавший нашу команду, снова построил нас, и колонна тронулась в сторону видневшегося километрах в двух-трех поселка. По обеим сторонам разбитой колесами машин дороги, по которой мы уныло топали, стеной стоял дремучий лес. Наконец мы остановились на поляне. Наше внимание привлекли огромные бараки, обнесенные в несколько рядов колючей проволокой. По краям бараков — смотровые вышки. Тут мы поняли, что это — не что иное, как лагерь для заключенных. Настроение у доблестных гусар упало до нижней отметки. Мой друг Толя Михайлов, оставаясь верным себе, продолжал шутить:

— И за что нам такая кара? В чем мы провинились? Все-таки, наверно, начальство дозналось о нашей «коммерческой» сделке на вологодской барахолке. Вот и упекло сюда искупать свою вину. Но какая несправедливость — ведь без суда и следствия!

Утешая приятеля, я предложил немного подождать:

— Не волнуйся: приговор объявят!

Действительно, «приговор» последовал незамедлительно. Появился командир подполковник Деркач и объявил, что здесь будет формироваться 856-й артиллерийский полк, который организационно входит в 286-ю стрелковую дивизию. Командовать полком приказано мне.

Немного отлегло от сердца, а то мы совсем измаялись в своих предположениях и догадках. Заняв несколько комнат, в которых, видимо, когда-то жило лагерное начальство, стали ждать дальнейших распоряжений. Деркач вызывал каждого офицера на собеседование и после непродолжительного разговора распределял по подразделениям. Меня направил командиром огневого взвода в 1-ю батарею. В этом подразделении числилось шесть командиров и около семидесяти солдат и сержантов. Кадровых офицеров только два — я и командир батареи старший лейтенант Веселов. Остальные прибыли из запаса. Если офицеры-запасники имели хоть какое-то представление об артиллерии, то с бойцами, призванными по мобилизации из Вологодской и Ленинградской областей, предстояло основательно поработать, дать им элементарную грамоту по военному делу. Среди мобилизованных были и люди пожилого возраста, участники финской кампании, в большинстве случаев они стали цементирующим составом в каждом подразделении.

Постепенно в полк стали прибывать орудия, приборы и средства связи, повозки и лошади — основная тягловая сила артиллерии. Я стал формировать боевые расчеты, в моем взводе их было два, в каждом — по семь человек. Беседуя с бойцами и сержантами, выяснял личные качества каждого человека и только потом определял, кого на какую должность назначить. Особое внимание уделял командирам орудий и наводчикам, так как от их умения зависела не только боевая надежность орудия, но и результативность ведения огня.

Собственного боевого опыта у меня было с гулькин нос, но я прекрасно понимал, что война ошибок не прощает, и от того, как я научу бойцов воинскому мастерству, так они и будут воевать. От профессиональных навыков, быстроты действий каждого человека зависело многое, если не все, — и сохранность боевой техники, и жизнь всей батареи. Офицеры жили рядом с солдатами и сержантами, питались из общей солдатской кухни. Это сближало нас, давало возможность присмотреться к каждому человеку, чтобы понять, на кого можно положиться в бою. Командир должен многое предусмотреть: успех или поражение зависит от людей.

Несмотря на изнурительную августовскую жару, расчеты каждодневно изучали материальную часть пушки и боеприпасы, они уже неплохо выполняли обязанности номеров при боевой работе. Я учил солдат старательно, без скидок на возраст. В напряженной учебе летело время, взвод стал вполне боеспособным подразделением. Я радовался умению и мастерству, той ловкости, с которой действовали бойцы, вчерашние новобранцы.

По вечерам с нами вели работу комиссары. Всех волновал вопрос — что происходит на фронте? К сожалению, никто из комиссаров так и не смог объяснить, растолковать причины неудач Красной армии в оборонительных боях. Ведь мы так надеялись, что скоро все прояснится, на фронте произойдет перелом, подойдут резервы и наш полк тоже с марша пойдет в бой, только до боевых действий, оказывается, было еще далеко.

Непростительно медленно формировался наш артиллерийский полк. Лишь в конце августа пригнали табун лошадей, и мы отправились в поле подбирать тягло для пушек и верховых лошадей для командного состава. Осмотревшись, я заметил в сторонке серого в яблоках орловского рысака, спокойно щипавшего травку. Он сразу понравился мне: стройный, с гордо поднятой головой, мощной мускулатурой. Красавец. Правда, для верховой езды немного тяжеловат, но ведь я брал его не для скачек. Не теряя времени, быстро «схапал» понравившуюся мне лошадку и незаметно, чтобы начальство не перехватило, привел ее на батарею. С общего одобрения рысак получил кличку «Васька». Коняга оказался добрым и ласковым, мы с ним быстро нашли общий язык. Когда я садился на него, он моментально преображался: перебирал ногами, ходил ходуном и «просил повода».

С этим конем у меня было немало приключений. Как-то раз, оседлав своего любимца, я подъехал к группе верховых командиров, обсуждавших вопросы готовности расчетов к боевым действиям. И тут случилось невероятное: «Васька» с ходу налетел на командирских лошадей и стал всех подряд бить копытами и кусать. От неожиданности я едва удержался в седле, а мои коллеги дружно «брызнули» в разные стороны. «Васька» же, разогнав всех лошадей, с торжеством победителя описывал на площадке круги и тихонько похрапывал. Позже выяснилось, что он недолюбливал своих сородичей, но людей уважал, дружелюбно относился к тем, кто подходил к нему с лаской или кусочком сахара.

Как ни старался я уберечь своего «Ваську» от завистливых взглядов более высокого начальства, сделать это не удалось. Глаз на него положил командир дивизиона майор Векилов. Пришлось уступить: начальство как-никак! Но проказник и ему преподнес сюрпризец. Во время полевых учений майор приказал всем офицерам собраться впереди колонны. Мы были в седлах и ждали командира. Рысью подскакал Векилов и сразу же оказался в окружении всадников. Увидев танцующего «Ваську», я злорадно подумал: «Сейчас будет концерт!» И точно. Рысак на несколько секунд растерялся, обалдел что ли от такого количества сородичей и, сердито фыркнув, ринулся крушить их всей своей мощью. Все бросились врассыпную, а Векилов кулем свалился на землю. Конь, описав круг почета, остановился и спокойно стал обозревать поле боя.