таких местах поклоняются богам. Приносят им жертвы. Я задержала взгляд на колодце.

Кто будет богом для жителей такого мира? Очевидно, не Яхве и не Аллах.

Я вернулась к углублению в стене. Возникло ощущение правильности, теплом разлившееся по телу.

«Прости меня, кто бы ты ни был. Не гневайся. Не чини мне препятствий. О тебе здесь забыли, но мне ты очень нужен. Очень-очень нужен. Позволь мне забрать тебя с собой».

Будучи уверенной, что он услышал мои мысли, я прижала бога к груди и медленно вышла из пещеры. Как только мы оказались снаружи, позади раздался грохот. Скала содрогалась, земля под ногами несколько раз качнулась. Как ни странно, ни камушка не упало, ни одной трещины не пошло по поверхности. Только провал в скале стал совершенно черным, растеряв свои загадочные огоньки.

Сев на землю, я положила статуэтку рядом и достала из сумки две бутылки воды. Вода из колодца изменялась: на глазах она светлела, пока не стала совершенно прозрачной, только на дно выпал осадок красного цвета. В то же время листья на голове божества начали шевелиться как настоящие. Как будто он впитал в себя силу воды.

В записке от русалки не было ни слова о том, что делать дальше, после того, как все части заклятия будут собраны. Я растерянно смотрела на предметы, лежащие передо мной. И заметила, что воздух стал холоднее. Подняла голову, успев увидеть, как пропадают красные солнечные лучи с неба. Вдалеке послышался торжествующий волчий вой. Фора, данная мне, закончилась.

Я подогнула ноги под себя и положила статуэтку на колени. Открыла обе бутылочки. Взболтала набранную воду, чтобы поднять осадок, и полила зеленого человека. И, пока не успели скатиться на землю последние капли, вылила сверху воды из реки.

Ничего не изменилось, но где-то внутри меня начался отсчет. Уверенный и мерный. Вой волков раздался гораздо ближе, но я не шелохнулась, слушая беззвучный метроном. А потом мир померк.

Глава 13

Я стояла на улице, на которой жила когда-то давно. И навстречу мне шла старуха. Голая, обрюзгшая. С бледной, даже издалека выглядящей влажно кожей, свисавшей складками. Абсолютно седые волосы коротко острижены. Она была накрашена. Ярко, безвкусно, как часто красятся пожилые женщины, но еще и неаккуратно — алая помада выходила далеко за границы губ, а глаза просто широко обведены черным.

Старуха подошла к ближайшей помойке и вытащила из контейнера какое-то вылинявшее красное платье. Надела его, расправив широкий воротник с вышитыми цветами, и посмотрела прямо на меня.

— Не нравлюсь тебе? — раздался ее низкий, скрипучий голос. — А и ладно, ты мне тоже не нравишься. Ишь, возомнила себе. Все такие в твои годы. С возрастом-то гонор подрастеряется.

Она засмеялась, смех перешел в кашель. Старуха согнулась, а когда откашлялась и выпрямилась, на месте ее лица оказалось обычное зеркало, в котором я видела свое отражение. Отражение становилось больше, и я поняла, что меня тянет в это зеркало. Откуда-то из-за стекла продолжал раздаваться тихий, повизгивающий смех.

— Гонор подрастеряется…

Я закрыла глаза, ощутив вокруг холодную тьму, и с силой повернулась. Сделала шаг, другой. Подальше от этой страшной… Кто бы она не была. Смех прекратился, но его эхо еще долго висело в воздухе, постепенно превращаясь в тонкий тихий звон. Лицо обожгло морозом, и я открыла глаза.

И на этой улице я когда-то жила. Не так давно. Вокруг, покрытые снегом, стояли одноэтажные дома. С крыш свисали сосульки. Я осмотрелась внимательнее, и заметила, что не только с крыш. На воротах ближайшего дома висели целые глыбы льда. Подойдя ближе, увидела в массе льда застывших мелких птиц и животных. В заснеженном неровном льду их плохо было видно, и я разбила одну. В руках оказалась еще живая синичка, перемазанная кровью. Она была запутана в леске и порезалась, пытаясь выбраться. Я осторожно освободила птицу и порадовалась, когда она улетела. Разбила еще сосульку, и распутала воробья. Разбивала их одну за другой, слушая нарастающий в ушах волчий вой.

Что-то пошло не так. Я возвращалась домой, но не туда, куда нужно. Становилось все страннее и страшнее, а звери меня, похоже догоняли сквозь миры, чтобы все-таки сделать своим завтраком.

«Чтобы попасть куда-то, надо двигаться в этом направлении. А я отвлекаюсь на то, что попадается мне на глаза. Может быть, проблема именно в этом».

Я вышла на середину дороги, зажмурилась и побежала вперед. Мороз сменился холодом, дождем, жарой, режущим ветром, снова морозом, а потом надолго стало тепло, и я остановилась и открыла глаза.

Передо мной весело сверкал ручей. Дорога, посреди которой я стояла, вела к старому мосту через него. А на противоположном берегу сидела на траве, болтая ногами в воде и улыбаясь небу, Маринка.

Получилось вернуться к исходной точке, с которой все окончательно встало с но на голову.

Я быстрым шагом перешла мост и подошла к подруге.

— Марин, пойдем уже? Мы совсем заблудились, лучше вернуться домой.

Я стояла спиной к воде, стараясь даже краем глаза не посмотреть в сторону, откуда пришла.

Подруга перевела на меня взгляд изумрудных нечеловечески-зеленых глаз, смотревших так, словно все заботы мира уже покинули ее.

— Нет, дорогая, я остаюсь. Правда. Мне уже не вернуться домой.

Она помахала рукой, и у меня сжалось горло. Правая кисть Маришки была обглодана до кости. Правая кисть, левое плечо, ключицы выступали из кожи. Я не видела, что у нее под платьем, и малодушно порадовалась этому. Но против воли опустила взгляд на воду. Одной ноги у Марины не было ниже колена. У второй отсутствовала стопа, а в оставшейся части ниже колена белела кость с ошметками мяса.

— Понимаешь теперь? Туда я вернусь только мертвой.

Я молчала. Хотела что-то сказать, чувствовала, что нужно. Но голос отказал мне, только слезы подступали к глазам. Мелькнула в голове мысль о том, что все же нужно было вернуться сразу, помочь ей, не бросать в этом месте. От навалившегося груза вины спасало понимание — тогда мы бы остались здесь обе. Никакой другой возможности просто не было.

— Не плачь. У каждого свой путь. Нет плохого или хорошего. Но, думаю, теперь ты знаешь, как правильно идти по нему — не останавливаться.

Я кивнула ей. Спазм в горле не дал сказать ни слова, поэтому я молча пошла по дороге в сторону ярмарочной площадки.

Дорогу дальше я плохо запомнила. Она быстро пролетала мимо. Я не замечала ни времени, ни жары. Очнулась, заметив серость окружающих домов. Запретила себе