Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И еще она говорила с каким-то странным акцентом и все время пришепетывала. Отец рассмеялся, когда я спросила его, почему тетя не выговаривает слова как следует.
— Это особенность всех уэльсцев, — сказал он, желая то ли оправдать ее, то ли просветить меня — я так и не узнала. — Тетя Агнес привыкла так говорить еще там, в Англии.
Монмаут, объяснил отец, — это небольшое графство на границе Англии и Уэльса. Дедушка считал себя коренным англичанином, хотя фамилию носил уэльскую: «Причард» происходит от уэльской приставки «эп», что означает «сын такого-то», и имени Ричард. Поэтому-то он так решительно настаивал, чтобы наша фамилия писалась с «д», а не с «т» на конце.
Отец очень мало помнил о своем детстве в Монмауте; это и не удивительно, ведь ему было всего четыре года, когда семья переселилась в Австралию. Он лишь смутно припоминал, как собирал с сестрами первоцветы в лугах и распевал вместе с ними:
Позолотит весна лужок. В цветах — лесистый край. Дуб зацветет, у его ног Боярышник сплетет венок Венок твой, месяц май...Его правнуки и поныне поют эту же песню, которую отец любил распевать своим звучным голосом с красивыми переливами.
5
Отец подыскал нам жилье раньше, чем устроился на работу. Это был небольшой дом в унылом предместье, на улице, тесно застроенной такими же унылыми домишками. Сада при доме не было, и вид из окон открывался все на ту же унылую улицу.
После домика на холме в Левуке среди тропической растительности с радующей глаз перспективой синего моря и островов вдали да и после чудесной бабушкиной старой усадьбы, с ее огромными эвкалиптами у ворот, аллеей стройных сосен, словно охраняющих вход, и фруктовым садом в цвету, ни отец, ни мать не могли привыкнуть к жизни «прямо на улице», как они говорили.
И после того, как однажды ночью крыса чуть не отгрызла Найджелу палец, родители спешно переехали в Брайтон, в более просторный и удобный дом неподалеку от моря.
Тем временем отец получил место редактора общественно-политического еженедельника «Сан», который выходил в голубой обложке с золотым солнцем. Отца очень радовали возможности, которые предоставляла ему новая должность; некоторые лучшие его статьи были написаны для этой газеты.
Почти каждый день перед тем, как отправиться в город, отец спускался к морю поплавать, а по воскресеньям учил плавать нас с Аланом — попросту говоря, кидал нас в воду. Сам он, разумеется, плыл рядом и следил, чтоб мы не утонули, а в это время мама тряслась от страха за нас на берегу. Так в любую, даже штормовую погоду мы барахтались в волнах и учились не бояться моря. Отец показал нам, как грести руками и отталкиваться ногами, и скоро мы вместе с ним бегали к морю и с радостным визгом ныряли в волны, даже зимой.
Мне было восемь лет, когда я первый раз пошла в школу. Помню только, что в тот день шел дождь и маленький соседский мальчик позвал меня: «Девочка, иди ко мне под зонтик».
Школой заведовала добродушная старая дева — мисс Кокс. Под окнами росло огромное тутовое дерево. Лазать на него нам было запрещено, так же как не разрешалось и есть ягоды, когда они поспевали. Но мы делали и то и другое; скрыть следы преступлений было невозможно, потому что наши платья, штанишки да и физиономии и руки тоже были перепачканы красным соком. Родители были недовольны, но мисс Кокс никак не могла с нами справиться.
Единственное, чему я научилась в первой своей школе, — это играть в «поезд». Раньше я ни с кем, кроме братьев, не играла, и потому новая игра особенно меня увлекла. Мальчики пыхтели, изображая паровоз, и, маневрируя, носились из конца в конец школьного двора, а девочки цеплялись за них сзади.
И вот однажды утром между двумя мальчиками вдруг вспыхнула драка, они наскакивали друг на друга, как петушки. Мисс Кокс тут же выбежала во двор и разняла драчунов.
— В чем дело? — спросила она.
— Катти — мой прицеп, — сквозь рев, шмыгая разбитым носом, крикнул мальчик, который звал меня под зонтик, — а Арти говорит, что она должна играть с ним, потому что она ему двоюродная сестра.
— Гадкая девчонка, — возмутилась мисс Кокс. — И ты позволяешь, чтобы мальчики дрались из-за тебя!
С тех пор мне никогда больше не хотелось быть прицепом, возможно потому, что уж очень неприятно и неловко было чувствовать себя ответственной за эту стычку.
Из Брайтона мы переехали на Северную дорогу, где жили рядом с бабушкой. В сущности, это все еще был пригород. Вдоль шоссе тянулись луга, поросшие дроком и полевыми цветами, по одну сторону в голубой дымке виднелись Данденонгские холмы, по другую — море.
Я стала ходить в школу тети Лил для девочек вместе с двумя кузинами, Фанни и Лил, которые жили по соседству в большом доме. В их семье было много детей — четыре мальчика и четыре девочки. Младшая недавно появилась на свет. Фанни и Лил только о ней и говорили. Они утверждали, что их маме ее принесла одна старушка.
Когда я увидела эту старушку в гостях у тети Хэн, то стала умолять ее принести сестричку и мне.
Она сказала:
— Проси об этом свою маму.
С этого дня я непрестанно надоедала маме, требуя сестричку.
— Хочу сестричку, — ныла я, — почему у меня нет сестрички?
А через несколько месяцев, к моей несказанной радости, эта старушка вдруг пришла в гости и к нам.
— Вы принесли мне сестричку, да? — спросила я.
— Пока нет, — сказала она с лукавым блеском в глазах, — но твоя мама не против, так что, может, я и подыщу вам малыша.
— Братья у меня есть, целых двое, — сообщила я. — Я хочу сестру.
— Тут я тебе ничего не могу обещать, может, будет сестра, а может, и брат, — сказала миссис Догерти. Кажется, ее звали так — или как-то в этом роде.
Я не имела никакого представления о том, «откуда берутся дети», и тогда этим вопросом не интересовалась, с меня было вполне достаточно объяснения, что сестричку мне подыщет миссис Догерти. Но шли недели, а миссис Догерти не появлялась; это меня очень тревожило и расстраивало.
Родители
