Затем наступило пятнадцатое февраля, и я не справилась со случившимся. И поняла, что должна изменить свою жизнь.

Неожиданно хлопнула дверь. Я подняла глаза, ожидая увидеть первого покупателя, но это оказался Дэн в брюках цвета лосося и сиреневой клетчатой рубашке. У этого человека напрочь отсутствовало чувство цвета, но все же он был привлекателен — возможно, благодаря своей фигуре; он успокаивающе сильный, как медведь, поняла я. А может, мне просто нравились его кудрявые волосы.

— Я не оставил у вас точилку для карандашей?

— Э… Нет. Я ее не видела.

— Черт возьми! — пробормотал он.

— Она… какая-то особенная?

— Да. Серебряная. И очень прочная, — пояснил он.

— Правда? Ну… Я сейчас посмотрю.

— Будьте добры. А как прошла вечеринка?

— Спасибо, хорошо.

— В любом случае, — он протянул мне газету, — я хотел принести вам это. — Он вручил мне выпуск «Черного и зеленого», украшенный моим фото, сделанным Дэном, а подпись гласила: «Страсть к винтажной одежде».

Я посмотрела на него.

— Мне казалось, вы говорили, что интервью пойдет в пятничный номер.

— Так и было, но сегодняшнюю передовицу отозвали по каким-то причинам, и Мэтт, мой редактор, поставил в номер интервью с вами. К счастью, нас печатают поздно.

Я быстро просмотрела материал.

— Просто великолепно, — сказала я, стараясь не выдать своего удивления. — Спасибо, что указали адрес сайта, и… О! — У меня отвисла челюсть. — Почему здесь сказано, что в первую неделю дается пятипроцентная скидка на все товары?

На шее Дэна появилось красное пятно.

— Я просто подумал, что поначалу… вы знаете… хорошо для привлечения покупателей… Все-таки кредитный кризис.

— Понятно. Но это… неправда, если изъясняться осторожно.

Дэн скорчил гримасу.

— Я знаю… Но, работая над материалом, я внезапно подумал об этом, а здесь была вечеринка, и мне не хотелось отвлекать вас… потом Мэтт сказал, что ему нужно интервью прямо сейчас, и… ну… — Он пожал плечами. — Простите меня.

— Все в порядке, — нехотя произнесла я. — Вы застали меня врасплох, но пять процентов — это… хорошо. — «Действительно, неплохо для бизнеса», — подумала я, хотя мне не слишком хотелось соглашаться с таким поворотом дел. — В любом случае я была немного рассеяна, когда мы вчера разговаривали. Кто, вы говорите, получает эту газету?

— Ее раздают на всех станциях в округе утром по вторникам и пятницам. И приносят в учреждения и дома, так что она доступна широкому местному читателю.

— Вот и прекрасно, — улыбнулась я Дэну, на этот раз с искренней благодарностью. — А вы давно работаете в газете?

Он немного замешкался.

— Два месяца.

— С того момента, как она начала выходить?

— Примерно.

— А вы местный?

— Я живу в Хитер-Грине. — Повисла странная маленькая пауза — я ожидала, что Дэн попрощается, но он сказал:

— Вы должны побывать в Хитере.

Я посмотрела на него.

— Простите?

Дэн улыбнулся.

— Я имею в виду, что вы должны как-нибудь навестить меня.

— О.

— Выпить чего-нибудь. Буду рад, если вы посмотрите на…

— Что? — удивилась я. — На гравюры?

— На мой сарай.

— На ваш сарай?

— Да, у меня фантастический сарай, — спокойно произнес он.

— Неужели? — Я представила кучу ржавых садовых инструментов, покрытые паутиной велосипеды и разбитые цветочные горшки.

— Или он таким будет, когда я его закончу.

— Спасибо, — сказала я. — Буду держать это в уме.

— Ну… — Дэн засунул за ухо карандаш. — Пойду поищу свою точилку.

— Удачи, — улыбнулась я. — Увидимся. — Он вышел из магазина и помахал мне рукой. Я помахала в ответ и тихо сказала: — Какой чудак.

Минут через десять после ухода Дэна в магазин потекла струйка покупателей, и по крайней мере двое из них держали в руках «Черное и зеленое». Я старалась не досаждать им предложением помощи и не следить слишком уж явно. Сумочки «Гермес» и самые дорогие ювелирные изделия располагались в запирающихся стеклянных ящиках, но я не стала защищать одежду электронными ярлыками, боясь испортить материю.

К двенадцати в моем магазине побывало человек десять, и я продала свою первую вещь — сарафан из сирсакера[2]с фиалками. И мне захотелось поместить чек в рамку.

В четверть второго вошла миниатюрная рыжеволосая девушка лет двадцати с элегантным мужчиной под сорок. Пока она рассматривала одежду, он сидел на диване, и его лодыжка, обтянутая шелковым носком, покоилась на колене другой ноги. Большим пальцем он нажимал клавиши блэкберри. Девушка изучила вешалки с вечерней одеждой, но ничего для себя не нашла; затем ее взор обратился на висящие на стене бальные платья. Она показала на платье цвета лайма — самое маленькое из четырех — и поинтересовалась:

— Сколько оно стоит?

— Двести семьдесят пять фунтов. — Девушка задумчиво кивнула. — Это шелк, — объяснила я, — с пришитыми к нему вручную хрусталиками. Желаете померить? Оно восьмого размера.

— Ну… — Девушка озабоченно взглянула на своего бойфренда. — Что ты о нем думаешь, Кейт? — Тот оторвался от блэкберри, и она кивнула на платье, которое я снимала со стены.

— Нет, — резко сказал он.

— Почему?

— Слишком яркое.

— Я люблю яркие цвета, — робко возразила девушка.

Кейт вернулся к блэкберри.

— Оно не подходит к случаю.

— Но это же танцы.

— Слишком яркое, — настаивал он. — Кроме того, оно недостаточно красиво. — Моя неприязнь к мужчине превратилась в ненависть.

— Позволь, я его примерю. — Девушка умоляюще улыбнулась: — Пожалуйста.

Он посмотрел на нее и демонстративно вздохнул:

— О'ке-ей. Если ты настаиваешь…

Я провела девушку в примерочную и задернула шторку. Минуту спустя она появилась. Платье сидело идеально, подчеркивая тонкую талию, прелестные плечи и тонкие руки. Переливающийся цвет лайма прекрасно шел к ее рыжим волосам и белоснежной коже, а корсет выделял грудь. Зеленые тюлевые нижние юбки наслаивались друг на друга, хрусталики блестели на солнце.

— Это… великолепно, — пробормотала я, не представляя, чтобы кто-то выглядел в этом платье прекрасней. — Хотите померить туфли к нему? Посмотреть, как оно выглядит с каблуками?