Среди сегодняшних ведущих держав по-прежнему правящим классом являются психически устойчивые люди, и их характерный тон ясно слышен в общем отношении к опыту, национальным идеалам, религии и национальной морали. Относительно бесчувственный к новому опыту класс, навязывающий мнение народу; перенесение ментального типа, который, возможно, был адекватным в незамысловатом прошлом, в мир, где среда усложняется с каждым днем; сохранение, так сказать, кучера на паровозе – все это превратило современную историю наций в череду захватывающих дух приключений и невероятных спасений в последний миг. Тем, кто способен видеть национальные дела с объективной точки зрения, очевидно, что каждое чудесное спасение могло бы обернуться катастрофой и что рано или поздно так и будет.

До сих пор мы видели, что конфликт между стадным внушением и опытом связан с появлением людей ментального типа, который принято называть нормальным. Правильно ли так называть его – относительно неважно, это, очевидно, вопрос статистики; однако безусловно важно то, что для этого психического типа личная удовлетворенность, или адекватность, или, можно сказать, психический комфорт достигается за счет определенного отношения к опыту, которое влияет на ценность умственной деятельности. Данную психическую стабильность во многих важных случаях надлежит рассматривать как потерю; природа этой потери – ограничение кругозора, относительная нетерпимость к новому в мышлении и, как следствие, сужение числа фактов, с которыми возможна продуктивная интеллектуальная деятельность. Для удобства мы можем называть этот тип «стойким»; название будет напоминать о том, что каким бы «нормальным» ни считался этот тип, он далек от полного использования возможностей человеческого разума.

Если теперь обратиться к рассмотрению психических характеристик тех членов общества, кто не относится к «стойкому» типу, мы обнаружим одно общее качество и еще один крупный тип, поддающийся широкому определению. Название «нормальный» по отношению к «стойкому» типу не должно вводить нас в заблуждение, будто этот тип составляет большинство в обществе. Есть основания полагать, что, имеющий интеллектуально более низкое значение, численно он миновал свой зенит – это можно понять по существующей панике по поводу так называемого вырождения.

За пределами комфортной и, возможно, численно уменьшающейся «нормы» в обществе повсеместно возникает то, что можно назвать психической нестабильностью. Исследователи общества, даже оптимистично настроенные, согласны, что это психическое качество все больше расширяется; а те, кто в состоянии отслеживать его менее навязчивые проявления, считают его весьма распространенным.

Когда на только что прошедшие двадцать лет будут оглядываться из далекого будущего, вероятно, наибольший интерес будет вызывать рождение аномальной психологии. Эта наука, хоть и медленно развивающаяся, уже дала несколько обобщений первостепенной важности. Среди них, пожалуй, самое ценное то, которое объясняет нам: определенные душевные и физические проявления, которые прежде считались болезнью, обусловлены невозможностью включить полученный опыт в гармоничную единую личность. Мы видели, что психически стабильные справляются с неудовлетворительным опытом, просто отрицая его значение. В некоторых умах такого успешного отторжения не происходит, и неприятный опыт сохраняется как раздражитель, который, так сказать, не ассимилируется и не отторгается. Аномальная психология вскрывает факт, что такой разум подвержен заболеваниям, которые мы только что упомянули, и факт, что эти и подобные проявления того, что мы назвали психической нестабильностью, являются следствием ментального конфликта.

Здесь уже говорилось, что стадные животные в неидеально организованном обществе могут подвергаться длительному и жестокому конфликту между опытом и стадным внушением[14]. Таким образом, естественно предположить, что проявления психической нестабильности – вовсе не болезнь индивида в обычном смысле, а неизбежное следствие биологической истории человека и точное отражение того, какой стадии достигла его ассимиляция в стадную жизнь. Проявления психической нестабильности и дезинтеграции сначала рассматривались, как относительно редкие и ограниченные некоторыми хорошо известными «заболеваниями», но они встречаются все шире и становятся разнообразнее.

Состояния, которые, на первый взгляд, не являются приобретенными повреждениями психики, при рассмотрении в свете упомянутых фактов оказываются шрамами от конфликтов – как и некоторые формы безумия. Так называемые пороки, эксцентричность, дефекты характера, особенности нрава при критическом рассмотрении становятся проявлением меньшей степени нарушений психической стабильности, хотя при своей частой встречаемости считались нормой или, по крайней мере, естественным порядком вещей.

Мало что иллюстрирует такие состояния лучше, чем алкоголизм. Почти повсеместно он рассматривается, с одной стороны, как грех, порок, а с другой – как болезнь; вряд ли можно сомневаться, что это, по сути, реакция на психологическую необходимость. В трагическом конфликте между тем, что его научили желать, и тем, что ему доступно, человек обнаружил в алкоголе и других наркотиках зловещего, но эффективного миротворца, средство попасть, пусть на короткое время, из застенков реальности обратно в Золотой Век. Вряд ли можно сомневаться и в том, что из жертв конфликта лишь небольшая часть находит утешение в алкоголе. Широкое распространение алкоголизма, а также наказания за употребление ужасного зелья заставляет задуматься: как же велико число тех, кто испытывал столь же острую потребность, но был слишком невежествен, слишком труслив или, возможно, слишком смел, чтобы искать решение здесь.

Итак, психическую нестабильность следует рассматривать как состояние, вызванное ментальным конфликтом, к которому приводит чувствительность человека к стадному внушению, с одной стороны, и к опыту, с другой. Нам остается приблизительно оценить характеристики нестабильных, чтобы можно было судить, насколько они ценны для государства и для биологического вида. Оценка, естественно, получится преувеличенной, чрезмерно резкой и многое упускающей, а значит, во многих отношениях фальшивой. Самой яркой характеристикой, отличающей «нестабильных» от «стойких», является то, что можно приблизительно назвать мотивацией. Нестабильным, как правило, не хватает энергичности, особенно на долгий срок. Такая слабость может проявляться в смутном скептицизме по отношению к ценности вещей вообще, и к нехватке того, что называется силой воли, и во многих других формах; однако смысл всегда тот же, поскольку эта слабость является результатом подавления импульса к действию, содержащегося в стадном внушении, опытом, который нельзя игнорировать. Такие умы не в состоянии долго руководствоваться целями, адекватными для нормальных амбиций; они склонны к скептицизму в отношении таких вопросов, как патриотизм, религия, политика, социальный успех, но их скептицизм не полон: они легко увлекаются новыми делами, новыми религиями, новыми шарлатанами и так же легко от них отворачиваются.

Здесь показано, что стойкие выигрывают в мотиве, проигрывая в приспособляемости; можно добавить, что нестабильные выигрывают в приспособляемости, проигрывая в мотиве. Мы видим разделение общества по инстинктивным качествам его членов на два больших класса, каждый в большой степени обладает тем, чего не хватает другому, и каждый опускается ниже возможностей человеческой личности. Эффект постепенного роста количества нестабильных в обществе можно в определенной степени наблюдать в истории,