Судя по нарастающему за спиной шуму, дружки Лепестка тоже включились в гонку. Вереща, визжа и яростно бранясь, «гнилохвостые» катились по борту «Аркады» волной драных курток и плащей; расшвыривали зевак, что-то вопили моему клиенту.

Со стоном взобравшись на очередной парапет, я снова спрыгнул. Теперь Лепесток остался выше меня на полтора уровня, но предсказать поведение этого дебила я мог бы и без умной «болтушки».

Под ногами шуршал бетон, во все стороны летели пустые бутылки, фольга, ингаляторы и обертки от батончиков. Сердце колотилось, изгибы мостка сливались в размытую серую ленту. Заметив над собой мелькнувшего Кринго, я увеличил скорость.

Сердце уже не стучало, оно колотилось о ребра. В глазах пульсировало и темнело. Организм начинал намекать, что совсем скоро мне предстоит выбрать — или мы остаемся дружны и сбрасываем темп, или он задернет занавес и заставит меня прилечь.

Проклиная лень, отсутствие полноценных тренировок и избыток паймы, я сиганул с очередного парапета и едва не грохнулся на головы двух молодых, модно одетых самочек. Те завопили, зашипели и рванули от меня с такой скоростью, что им бы позавидовал и Кринго.

Теперь от проспекта Служения меня отделяло всего 3–4 уровня орбит. От Лепестка — два. Я прорвался через неожиданный затор из чу-ха (здесь торговали нелицензионными играми) и скатился по выщербленным ступеням. Вслед мне шипели, швыряли пустые банки, но ударить или укусить не попробовал ни один.

Адреналин топил сознание в диком азарте охоты, пусть даже на такого плешивого зверька, как Лепесток. Упиваясь его переизбытком и умоляя сердце продержаться еще чуть-чуть, я несся по дуге вокруг «Аркады», едва не подвывая от удовольствия.

И все-таки взвыл — ровно в тот момент, когда слабоумный Кринго спрыгнул с вышестоящей эстакады, приземляясь ровно передо мной.

Я выставил плечо, рванулся в финальном броске и со всей дури вломил беглецу по правой лопатке. Чу-ха пробороздил пыльный бетон, его хвост больно хлестнул меня по бедру.

Левой рукой ухватив Лепестка за плотную куртку, я рывком перевернул его на спину, но тот вывернулся и едва не тяпнул меня за пальцы. Снова притянув его к себе, я выдернул из кармана кулак с кастетом и близко познакомил железку с животом хвостатого ублюдка.

Кринго захрипел, брызнул сладкой слюной, сложился пополам и попробовал прикрыть морду лапой. Я ударил еще раз, теперь в его левый бок и чуть слабее, встряхнул клиента и отшвырнул к шкафу-автомату по продаже нюхательного «бодрячка».

Удерживая Лепестка за воротник, я замахнулся ему в челюсть, но он уже сдался — хвост поджался к нижней лапе, скрещенные верхние закрывали глаза, а сам чу-ха был готов завалиться на спину в жесте покорности.

— Ум… ни… чка… — прохрипел я, снова встряхивая крысеныша и разворачиваясь.

Вовремя…

За моей спиной нарисовались сразу семеро «гнилохвостых». Двое держали в пальцах длинные узкие ножи, остальные бесновато скалились и подергивали когтями.

— Не… стоит… этого… делать… ребятки… — все еще задыхаясь, попросил я.

Быстро скинул кастет в карман пальто и приоткрыл полу, демонстрируя рукоять «Молота».

Вид башера подействовал на «гнилохвостых», как распыленный в носы экстракт перечной мяты. Они тут же (разом, всей стаей, будто по команде) осеклись и сдали назад. Ножи исчезли в складках изрезанной одежды.

Впрочем, далеко убираться уродцы не спешили — огрызаясь на случайных прохожих и разогнав с орбиты всех возможных свидетелей, они скакали в десятке метров справа, выкрикивая угрозы и кроя меня матом.

— Это не по правилам… — только теперь восстановив возможность дышать, проскрипел Кринго.

— У меня нет правил, — сказал я и надавил ему на сломанное ребро.

Не стану врать, давно хотел вновь обронить эту чудесную мужественную фразу, да вот что-то случая все никак не представлялось…

— Все-все, сдаюсь, — едва слышно пробормотал Лепесток, одновременно выпуская когти и готовясь к удару. И тут же заверещал, когда я усилил нажим и заставил его опустить лапу: — Ах ты, борф! Хватит-хватит, умоляю…

— Нужно потолковать, — стараясь дышать как можно менее шумно, повторил я. — Ты вообще в курсе, сколько в рупиях стоит минута моего бега?

В темных, одурманенных дайзу глазах Лепестка мелькнуло «удивление Прогиба».

— Нет. А сколько? — окончательно сбитый с толку, спросил он.

— Вот ты дебил… — хрипло выдохнул я, едва не расхохотавшись ему в морду. — Сиди смирно. Еще раз побежишь, буду стрелять. Сисадда?

— Да не побегу я…

— Сисадда?!

— Да. Отвечаю!

— Посоветуй своим дружкам отвалить! Скажи, я не причиню тебе вреда.

— А ты не причинишь?

— А ты проверь.

— Ладно… эй, парни, остыньте! Не глупите, мы просто поговорим!

Те, конечно же, не остыли. Но пыл поумерили и в атаку бросаться не спешили.

Я отпустил воротник клиента, и чу-ха сполз к основанию торгового автомата. Заметив, что он пытается обвить мою ногу хвостом, я наступил на лысый розовый кончик и снова надел кастет.

— Не обоссысь, Лепесток. Просто потолкуем, понял?

Тот заскулил, пытаясь выдернуть хвост из-под массивной армейской подошвы.

— Какого *уя тебе нужно, белый борф?! — пропищал он, снова прикрываясь лапами, словно я уже метил ему точнехонько в «Гордазть».

— Нужно, чтобы ты успокоился, пунчи, — совершенно честно ответил я, старательно калибруя дыхание и не забывая поглядывать в сторону «гнилохвостых». — А потом ответил на пару вопросов…

Сердце все еще пыталось покинуть грудную клетку, и я понимал, что если дело дойдет до «низкого писка», толку в нем будет чуть менее, чем ноль.

— Байши, я вообще не понимаю, о чем ты! — плаксиво пропищал Лепесток. — Не трогай меня, пожалуйста, я не хочу стать…

— Заткни пасть, — попросил я, плотнее пристраивая кастет на пальцах перчатки. — Заткнись, перестань называть меня гомиком и сиди молча, пока я не заставлю тебя говорить. Ясно?!

— Ясно-ясно, — казалось, Лепесток сейчас разрыдается, а от его хулиганской разнузданности не осталось и следа. — Только не заколдовывай меня, умоляю!

Я невольно усмехнулся. Всегда приятно осознавать себя знаменитым.

— А есть необходимость?

Лепесток уставился на меня снизу вверх, как будто и правда размышлял над вопросом. Губы его подрагивали, на подбородок стекала алая от «карамели» слюна. Теперь он почти лежал на спине и не предпринимал и попытки побега или сопротивления.

— У меня есть вопросы, Лепесток, — наконец отдышавшись, подтвердил я, но негромко, чтобы не разобрали все еще негодующие поодаль «гнилохвостые». — Ответишь честно, и я не стану позорить тебя перед дружками. Ты же ответишь?

— Отвечаю! — снова взвизгнул Кринго.

Отлично. Легкие болели, а в воздухе воняло, но я заставил себя дышать полной грудью. Чаще всего эти твари бегали значительно быстрее меня, а при необходимости умели делать это