Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нажав на звонок, я отошла на два шага от калитки и стала топтаться на месте. Мне полагалась радоваться тому, что Саша, наконец-то, возвращается, но всю радость омрачало наличие в моей сумке повода для тяжелого и судьбоносного разговора.
Готова ли я на аборт? Не знаю. Хочу ли я сохранить этого ребенка? Не знаю. Одна я, только узнав об этом, точно ничего не решу. Это ответственность обоих.
Внутри двора послышались шаги, а вместе с ними ветер донес запахи чего-то вкусненького и съестного. Желудок, не принимающий последние дни ничего кроме чая и воды, жалобно завыл.
— А, это ты Руфина, — Ольга Васильевна хотела было порадоваться, но наткнулась на меня.
— Здравствуйте, — улыбнулась я ей.
— Здравствуй, — кивнула она медленно и смерила меня оценивающим взглядом, в котором в очередной читался «неуд».
Эта женщина была скупа на эмоции, чопорна, умела носить обычный домашних халат как платье в театр, а еще, как мне казалось, держала в плену своего мужа и сына. Однажды за нашим первым и единственным ужином, когда Саша привёл меня знакомить со своей семьёй, мне очень хотелось попросить моргнуть их по разу, если эта женщина удерживает их в доме силой.
Да и в целом, Ольга Васильевна вела себя так, будто была готова в любой момент принять в наследство имение от какого-нибудь дальнего родственника-графа.
— Саша еще не приехал?
— Нет.
— Можно я его в его комнате подожду? Обещаю ничего не трогать и не ломать, — попыталась пошутить я, но шутка пролетела мимо женщины.
— Проходи, — вздохнула Ольга Васильевна нарочито громко и открыла калитку шире, пропуская меня вперед.
Зная местные порядки, я отерла подошву ботинок сначала о металлическую решетку у дома, затем сделала тоже самое о коврик перед входной дверью, а потом повторила тот же трюк на небольшой веранде, где сняла ботинки и вошла в дом.
— Может, вам с чем-нибудь помочь? — спросила я, снимая куртку.
— Не нужно. У меня почти всё готово, — бросила мне через плечо Ольга Васильевна, удаляясь в кухню.
Ну, как хотите.
Пожав плечами, я прихватила с собой свой рюкзак и пошла в Сашину комнату.
Чисто, тепло, уютно, и мой кожаный браслет всё так же прицеплен на ножку настольной лампы, моя фотография прикреплена к зеркалу, а еще я знаю, что в ящике комода лежат мои трусы после нашего первого раза.
В этой комнате Саша был подростком и, кажется, до сих пор им остался, хотя самому уже двадцать два года. Медали, кубки, хоккейные шайбы, боксерские перчатки, постеры с рокерами и рэперами. Эта комната служила идеальным отражением своего хозяина. И очень приятно, что в этом отражении есть место и для меня тоже.
Присев на край кровати, я достала из рюкзака тест-полоску, пытаясь прокрутить в голове варианты начала этого разговора. Но ничего не шло. Абсолютный штиль мыслей, где я одна в панике бегаю по пустому острову, хватаясь за голову.
Что он скажет? Как отреагирует? Я даже не представляю. Саша горячий, эмоциональный, вспыльчивый, его настроение может поменяться в секунду. Предугадать хоть какую-то его реакцию очень сложно.
— Руфина, можешь… — без стука в комнату быстро шагнула Ольга Васильевна и осеклась, наверняка, успев увидеть тест-полоски, которые я поспешно попыталась спрятать в карман толстовки. — Что это у тебя там?
— Ничего, — ответила я торопливо, чувствуя, как пересохло в горле.
— Я видела. Это тест на беременность? — нависала надо мной сухая и физически, и на эмоции женщина. — Ты беременна? Ты понимаешь, что это значит?
— Я бы хотела обсудить это для начала с Сашей. Не с вами, — ответила я достаточно сдержано и встала с постели, чтобы не казаться ни ей, ни самой себе такой маленькой, какой прямо сейчас я чувствовала себя внутри.
— Это конец всему, — выдохнула Ольга Васильевна. Театрально накрыла рот ладонью и отошла к окну, чтобы так же театрально в него смотреть и говорить. — Это конец всему. Саша же похоронит себя в этой дыре. Из-за тебя.
— Почему вы так решили? У нас будет ребенок, мы можем пожениться…
— Ты соображаешь, о чем сейчас говоришь?! — рявкнула Ольга Васильевна и подошла ко мне вплотную. — У Саши есть мечты, перспективы… Он уже всё решил, знает, где будет работать после учёбы. У него спортивная карьера, ради которой ему придется ездить по всей стране, а возможно, и по миру. И ты хочешь лишить его всего? Посадить в сраные пеленки и подгузники?
— Почему вы видите всё в таких плохих красках, может…
— Не может! — крикнула Ольга Васильевна, схватившись за голову. — Я знаю своего сына лучше любой его подстилки! — эти слова задели меня до глубины души, заставив проронить сдерживаемые слёзы. — Думаешь, вы сейчас поворкуете и всё наладится? На аборт он точно тебя не пошлёт. Саша слишком ответственный и точно возьмёт ответственность ещё и за это … - говоря «это», она с большим отвращением посмотрела на мой еще пока плоский живот, который я тут же прикрыла ладонями, словно защищаясь. — … и останется в этой дыре без перспектив и будущего.
— Мне кажется, вы…
— Знаешь, что делают, когда кажется? — перебила меня снова Ольга Васильевна. — Хорошо. Тебе плевать на моего сына, плевать на его мечты и планы… Тогда подумай, хотя бы, о себе. Куда ты с ребенком? М? У тебя нет отца, пьющая мать по уши в долгах, малолетняя сестра, учёба… Чего ты хочешь? Родить в двадцать и вместе со своей мамашкой остаться на дне? Тоже спиться? Это ведь генетическое? Не жалеешь моего сына, так хотя бы себя пожалей. Сделай аборт. Никому и ничего не говори. Саше — особенно. Сделай всё тихо, а потом, когда придёт время, рожай столько, сколько захочешь. А я дам тебе деньги на хорошую клинику. У меня немного накоплено на черный день… — с каждым предложением голос Ольги Васильевны становился всё мягче и тише. Она словно пыталась казаться лучше и добрее, чем есть на самом деле. — Если ты действительно любишь моего сына так, как он думает, то не губи его жизнь. Не надо.
А я думала только о том, что она права. Мама мне сказала почти тоже самое. Возможно, не так унизительно, но посыл был один — аборт.
— …Хотя знаешь, делай что хочешь, — вдруг махнула на меня рукой Ольга Васильевна. — Вижу, что ты уже всё решила. Решила погубить жизнь моему… двум… трём людям, — схватившись за сердце, женщина вышла из