— Да, кое-что есть.

— Кто из докторов убит?

— Мужчина.

Страйкер вздохнул с облегчением. По крайней, мере, теперь можно надеяться, что Темпест не идет по следу мятежников, желая отомстить за подругу.

— А женщина?

— Она добралась до города сегодня ночью. Сейчас она здесь, приходит в себя.

— Я хочу с ней поговорить.

— Конечно. Но едва ли она скажет вам что-нибудь о сеньорите Кинг. Она знает лишь, что та была в ангаре, когда прогремел взрыв.

— Вы послали туда людей?

— Нет. Доктора спас местный житель по имени Луис. Он дотащил ее до реки и даже нанял лодочника, чтобы тот отвез ее в город.

— Где этот Луис?

Посол развел руками:

— Вот этого не знаю. Женщина сказала, что он вернулся назад. Надеюсь, что с ним ничего не случилось.

— А лодочник?

— Он здесь — ждет, пока мятежники не уберутся обратно в горы. Теперь я провожу вас к доктору… но сначала хочу предупредить: вы затеваете рискованное дело. Если вас схватят, мы не сможем послать никого к вам на выручку. А мятежники не любят американцев.

— Поэтому я и должен найти мисс Кинг как можно скорее.

Рамон снова кивнул и молча повел его вверх по лестнице. Постучав в дверь, он открыл ее и пропустил Страйкера внутрь, сам же остался снаружи.

Китти лежала в кровати, укрытая одеялом до подбородка. Лицо ее было все в ссадинах и царапинах; под левым глазом красовался огромный синяк.

— Вы Страйкер? Я молила бога, чтобы вы поскорее приехали! — прошептала она, и слезы хлынули у нее из глаз.

Страйкер подошел к кровати и пожал руку Китти:

— Да, это я.

— Вы спасете Темпест! — Это был не вопрос, а утверждение.

— Сделаю все, что в моих силах. — Он осторожно присел на кровать. — Вы думаете, она жива?

Китти сжала его руку:

— Я не могу думать иначе! Она была в ангаре, искала пропавшую коробку с детским питанием. С ней был Луис. Он успел выбежать наружу — значит, должна была успеть и она! И потом, вы же знаете Темпест. Она может спуститься в ад — и оттуда выберется целой и невредимой. — Голос Китти задрожал; она всхлипнула и уткнулась лицом в подушку: — Почему я не отослала ее домой? Все же знали, что идет война! Но детям нужна еда, и теплая одежда, и лекарства… А Темпест привезла нам целый самолет — не знаю, как ей это удалось, — и осталась с нами. Она смеялась над жарой, над голодом, над мошкарой — так, словно всю жизнь провела в джунглях. При одном взгляде на нее наши дети оттаивали и забывали об ужасах войны… И взрослые тоже. — Она подняла голову и взглянула Страйкеру в глаза, взглядом моля его о понимании и прощении. — Вы же ее знаете! Вы знаете, какая она… В ней слишком много жизни. Она не может умереть.

Страйкер, не выдержав, привлек женщину к себе и начал укачивать, как ребенка. Как хотел бы он так же прижать к груди Темпест!

— Если только возможно выжить в этом аду, Темпест выживет. Встанет, улыбнется, отряхнется и отправится прямиком через джунгли. Она же никогда не падает духом. И, между прочим, проходила курс выживания. Так что, надеюсь, с голоду не умрет и ягуарам на обед не достанется.

Китти подняла голову:

— А вы жестокий… Как вы могли так с ней поступить? Я должна бы ненавидеть вас. Почему вы отказались от нее?

Китти была не в себе — иначе ни за что не стала бы задавать таких вопросов. Она должна была бы понять, что Страйкер — не из тех, кто позволяет посторонним копаться в своей личной жизни. На такой вопрос он ответит только человеку, которому доверяет, как самому себе.

— Сейчас не время об этом говорить.

— Но, когда вы найдете Темпест, уж, пожалуйста, выберите время. — Китти знала, что Темпест ни за что не разрешила бы лезть в ее дела, но она чувствовала себя виноватой перед подругой и хотела хоть как-то искупить свою вину.

Страйкер встал. Он никогда не считал, что обидел Темпест. Ведь за прошедшие четыре года ничего не изменилось. Отношения их оставались такими же, как раньше: Темпест попадала в передряги, Страйкер ее спасал. И сама она ни в чем не изменилась. Все так же безрассудно играла со смертью. Если она и хотела чего-нибудь другого, то старательно скрывала это от Страйкера — и от всего мира. И уж она никак не выглядела несчастной или даже уязвленной.

— Это наше с Темпест личное дело, — твердо сказал он наконец.

Китти покачала головой:

— Может быть, вы ее не понимаете?

— А кто из нас ее понимает?

— Никто. Но вы в выгодном положении: она хочет, чтобы именно вы ее поняли.

Страйкер досадливо махнул рукой и повернулся к дверям:

— Как ее понять, черт возьми? Да она сама себя не понимает! Взбалмошная девчонка!

— Но это единственный выход. Для вас обоих.

Страйкер устало повернулся к ней. Какого черта эта женщина напоминает ему о том, что с таким трудом и так ненадолго удалось забыть?

— Прежде всего я должен ее найти и доставить домой. Все остальное сейчас неважно. Вы согласны со мной? Об остальном подумаем потом.

Китти обессиленно закрыла глаза. Она не могла спорить с этим человеком — тем более сейчас, когда все тело ныло от полученных ран. Да к тому же это было и бессмысленно.

— Вы правы. Простите, что я лезу не в свое дело. Несколько секунд Страйкер молча смотрел на нее, затем вышел, прикрыв за собой дверь. Меньше чем через час он разыскал лодочника, а еще через несколько минут, использовав две купюры в пятьдесят долларов, уговорил его отвезти себя на то место, где лодочник расстался с Луисом. Мотор у лодки барахлил; к тому же ради безопасности Страйкер решил плыть только ночью. Прошло почти три дня, прежде чем утлое суденышко достигло заветного берега…

— Ложитесь, сеньор! — предостерегающе прошипел лодочник.

Страйкер упал на дно лодки, вжавшись в пахучее просмоленное днище. Река в этих местах извивалась змеей, и расстояние до берега было столь невелико, что любой желающий мог выстрелить в лодку — и попасть. Благодарение ночи, укрывшей путешественников. В пути им дважды встретились отряды мятежников; по счастью, их не заметили на реке, и они благополучно прошли мимо.

После первого же случая лодочник, трясясь от пережитого страха, без обиняков объяснил Страйкеру все, что думает о сумасшедшей американке, невесть зачем полезшей прямо в гущу боевых действий, и о не менее сумасшедшем американце, отправившемся ее спасать. Страйкер молчал: возражать было нечего, да и незачем. Он просто вручил метису еще две купюры, и сетования прекратились.

С момента нападения на лагерь прошло почти четыре дня. Но Страйкер старался не думать о времени. Подобно Китти, он не верил, что звезда по имени Темпест может погаснуть. Но поддерживать эту веру было непросто — страх все чаще сковывал сердце Страйкера клещами.