Объяснение в любви - Айра Уайз

Клайв Риджмонт с детства обожал Испанию.

Не то чтобы ему не с чем было сравнивать. Единственный сын и наследник семейства Риджмонт знал Европу как свои пять пальцев уже в том нежном возрасте, когда дети впервые учатся обращаться с глобусом и картой. Те города, о которых большинство его сверстников узнавали из книг и со страниц глянцевых рекламных проспектов, он исходил вдоль и поперек. Гордый Рим и изысканная Венеция, великолепный Париж и овеянная вальсами Штрауса Вена, готические улочки Праги и античные храмы древних Афин… Родители почитали своим священным долгом открыть перед ненаглядным сыном сокровищницу европейского прошлого и настоящего.

Юный Клайв, унаследовав от родителей любовь к прекрасному и тонкий художественный вкус, восхищался и тем, и другим, и третьим, — и, переполненный новыми впечатлениями, возвращался в туманный, пронизанный ветрами Лондон. А Испания… Испания стала для него родной. Потому ли, что именно в Испании Клайв жил неделями и месяцами? Ведь именно здесь, в Барселоне, находился один из крупнейших филиалов корпорации его отца. О том, что в один прекрасный день Клайву суждено встать во главе этого филиала, в семье говорили как о свершившемся факте. И учиться Клайв предпочел не в Кембридже и не в Оксфорде, а в университете города Мадрид, помимо основной своей специализации заодно совершенствуясь и в языке.

А может статься, именно Испания затронула в его душе некие струны, о существовании которых сам Клайв до поры до времени не подозревал? Причудливое сочетание европейской и арабской архитектуры, оригинальная кухня, красочный, выразительный язык… Буйство ароматов и красок, цветов и музыки… И прекрасные дочери Испании, — девушки, словно сошедшие с полотен Веласкеса и Гойи, со страниц комедий Лопе де Вега и Кальдерона… темноволосые, стройные, пылкие, способные свести с ума и святого! А Клайв Риджмонт святым отнюдь не являлся.

Кровать походила на море смятого белого батиста. Среди складок благоуханной тонкой ткани взгляд различал изящную, покрытую золотистым загаром ногу, гладкую округлость бедра, точеную лодыжку. А по подушке разметались иссиня-черные локоны, обрамляющие профиль, ради которого в далеком прошлом армии выступили бы в поход, а города сдались без боя. В буквальном смысле, а не в метафорическом.

Вот только звали ее не Клеопатрой. Звали ее Анхелой. И хотя красота ее способна была вдохновить поэта на самые смелые сравнения, в том, кому она принадлежит, сомневаться не приходилось.

Прислонившись к балконным перилам, Клайв позволил себе улыбнуться — и поднес к губам чашку кофе. Было еще совсем рано, однако солнце уже припекало его обнаженную спину. Он вышел на балкон прямиком из душа; белое махровое полотенце, обмотанное вокруг бедер, явилось его единственной уступкой в пользу стыдливости. Здесь, на его летней вилле под Льоретом-де-Мар увидеть его могли разве что чайки, носящиеся наперегонки с утренним бризом.

Ну, и Анхела, конечно, если бы она соизволила открыть глаза. Но, в отличие от него самого, ей вовсе не нужно возвращаться в Барселону к девяти, так что и подниматься так рано незачем. Хотя… если бы она и впрямь проснулась, с непонятной грустью подумал Клайв, как просто было бы, отшвырнув полотенце, присоединиться к ней в постели!

«Не сейчас», — строго одернул себя Клайв, смакуя кофе. Горячий, черный, крепкий… Словом, в самый раз для такой минуты! Наслаждаясь напитком, молодой человек не сводил восхищенного взгляда со спящей красавицы.

Они вместе вот уже несколько лет, и за все это время Анхела ни разу не показалась ему заурядной и скучной. В роскошном вечернем платье или нагая, она ослепляла красотой, далеко превосходя всех прочих женщин вместе взятых. Клайв гордился этой близостью, гордился тем, что ему одному дозволено дерзко и властно ласкать это покорное, восхитительное тело. Гордился тем, что ни на кого другого Анхела и не глядит.

Но любит ли он ее?

Нет, с горечью признавал Клайв. Любить он ее не любит. Ему нравится любоваться Анхелой, а уж чего стоят проведенные вместе ночи, и говорить не приходится! Для спасения ее жизни он бы охотно пожертвовал собой. Но истинная любовь — это нечто более глубокое… Женщину любят не за красоту, а за то, какова она есть на самом деле… и это не его случай.

Клайв с трудом сдержал вздох. На солнце наползло облачко. Протестующе вскрикнула чайка. Кофе внезапно показался горьким на вкус. Отставив чашку, Клайв устремил взгляд на лазурно-голубые воды Средиземного моря, загадочно мерцающие вдали. Черт подери, что же ему с ней прикажете делать?

Расстаться с Анхелой — об этом и речи идти не может! Сохранить ее при себе — значит, напрашиваться на неприятности. Там, вдалеке, за зелеными холмами и цветущими долинами, назревает беда. Нельзя, никак нельзя забывать про властную аристократку-мать и про недужного старика-отца, который так мечтает дожить до свадьбы сына, понянчить внучат…

Жениться на Анхеле, даже закрывая глаза на отсутствие любви, — что может быть проще? Она молода, красива и любит его всей душой. Но какие родители допустят, чтобы их единственный сын, наследник миллионного состояния, сочетался законным браком с такой женщиной, как Анхела?

На особе с сомнительным прошлым, с репутацией, от которой не отмоешься до самой смерти! Что за пятно на фамильной чести! Что за мезальянс, что за позор для него самого и для всей семьи!

Эта женщина — идеальная любовница, но идеальной женой она никогда не станет!

Клайв снова тяжко вздохнул. Возможно, Анхела услышала: она шевельнулась, лениво перекатилась на спину, и, еще не открывая глаз, провела рукою по опустевшему месту рядом с нею. Жест был настолько знакомым и привычным, что молодой человек почувствовал во всем теле легкое покалывание — точно и впрямь ощутив прикосновение чутких пальцев. Губы его снова изогнулись в улыбке: отрадно сознавать, что, просыпаясь, Анхела первым делом вспоминает его, Клайва!

Не обнаружив рядом теплого мужского тела, Анхела открыла огромные, бездонные глаза, выждала мгновение, чтобы развеялись последние остатки сна, а затем одним грациозным движением села в постели и огляделась в поисках любимого.

— Hola, — нежно приветствовала она Клайва. Тот знойно улыбнулся в ответ: а кровь уже вскипала в ходе неизбежной химической реакции. Анхела возбуждала его столькими разными способами, что молодой человек уже давно бросил считать.

Соскользнув с кровати, Анхела закинула руки за голову и с наслаждением потянулась, являя взгляду безупречные контуры обнаженной фигуры — от изящных пальчиков ног до округлых плеч. Ее золотистая кожа излучала теплый свет, точно дорогой шелк. Ее густые волосы, завиваясь в колечки, в беспорядке рассыпались по спине. За всю свою жизнь Клайв не встречал такой роскошной женщины, как Анхела. Ее лицо, ее кудри, ее потрясающее тело… да что там, каждое ее движение сводило с ума!

Точно опаснейшая из сирен, она воздействовала на чувства мужчины, не прилагая к тому ни малейших усилий. Даже солнце поклонялось ее красоте: стоило Анхеле ступить на балкон, и светило вышло из-за облака и озарило ее мягким золотистым светом.