Обрученные кровью. Выбор - Наталья Жильцова

Едва коэдр погас, находившийся под иллюзией сухощавого клерка керад Ра-шахха вновь перевел взгляд на посетителя.

Стоящий напротив грузный мужчина в дорогом костюме заметно нервничал. На его лбу и короткой шее проступил пот. Оно и не удивительно: стать свидетелем при столь важном разговоре! Такие обычно долго не живут…

Однако Ра-шахха хоть и наслаждался эмоциями его страха, убивать этого человека пока не планировал. Тот уже несколько лет как принес ему клятву верности и в осуществлении нынешнего плана керада играл одну из важнейших ролей.

— Ну-с, вернемся к разговору. После сегодняшнего события вам, надеюсь, больше не нужны будут дополнительные денежные вливания на сдерживание негативных слухов о герцогине?

— Разумеется, — тотчас заверил мужчина. — Теперь леди Ариана займет устойчивое место в рейтинге…

— Лидирующее место в рейтинге, — вкрадчиво поправил Ра-шахха. — Вы ведь слышали наш разговор. Именно это я пообещал наместнику и, соответственно, Владыке.

— Да-да, разумеется. — Мужчина закивал и нервно дернул воротничок рубашки. — Проход леди Арианы по Шельтрасскому каньону произвел неизгладимое впечатление на всех. Гарантирую, что абсолютно все новостные издания, включая наше, будут полны восторженных отзывов. Даже сговор родовитых фамилий по продвижению своих кандидаток не сможет этому помешать.

— Хорошо. А что слышно от вашего «лучшего сотрудника»? Он хоть частично оправдал вложенные в экипировку средства?

— Леди Ариана ему доверяет…

— Вы это и в прошлый раз говорили! — перебивая, рявкнул керад. — А мне нужны подробности их разговоров! Информация!

— Но печать Запрета запрещает Остину сообщать нам…

Удар кулаком по столу заставил мужчину подавиться остатком фразы и испуганно сглотнуть, а затем залепетать:

— Вообще-то Остин на днях запрашивал наши архивные подписки об одной императрице. Я так понимаю, не для себя, а для герцогини.

— Вот как? — Ра-шахха прищурился. — О какой же?

— Секундочку. — Мужчина начал быстро копаться в планшетном артефакте. — А, вот! Его почему-то заинтересовала Иссиана Индарийская и подробности ее воцарения.

— Даже так? Что ж, пожалуй, я знаю, что нужно нашей маленькой де Арден, — на иллюзорно-человеческом лице керада появилась довольная улыбка. — Как все удачно складывается. Да, мы дадим ей эту информацию. И даже более того, мы дадим ей то, что в первую очередь выгодно нам.

— Простите?

— Немедленно свяжитесь со своим сотрудником, любезный Мариус, — керад кивком головы указал на настольный коэдр. — И скажите, что вам удалось достать нужные ему сведения. Бумаги репортер должен получить не со стороны, а именно из ваших рук. Назначьте встречу через два часа. К тому времени они у вас будут. И, разумеется, ваш сотрудник по-прежнему ничего не должен подозревать. Иначе де Арден мигом почувствует в его эмоциях фальшь.

— Разумеется, господин.

Мариус Веббер, главный редактор «Имперского сплетника» поспешно поклонился и потянулся к переговорному артефакту.

Истерика отступила далеко не сразу. Даже сейчас, по прошествии получаса, я еще всхлипывала, но все-таки нашла в себе силы подняться с пола.

Умывалась холодной водой в надежде, что это окончательно приведет меня в чувство. И, глядя на подрагивающие руки, осознала: хватит. Хватит с меня отбора, хватит всего этого!

Выскочив из ванной, я метнулась к шкафу и начала судорожно вытаскивать платья. Только когда на полу и кровати образовалась внушительная куча, запоздало сообразила, что не подготовила ничего для их упаковки. В спальне чемоданов не наблюдалось, и я поспешила в гостиную.

Замерев в центре помещения, огляделась. Где же прислуга их спрятала?

Звать приставленных императором «надсмотрщиц» раньше времени не хотелось. Мало ли? Лучше самой собрать все вещи, а их лишь поставить перед фактом своего немедленного отъезда.

Однако короткий обыск гостиной результата не принес. Резные шкафчики были заполнены лишь безделушками, да хрусталем. Что ж, похоже, без горничных все же не обойтись…

От размышлений меня оторвал осторожный стук в дверь. А вот, похоже, и они.

— Войдите! — нервно откликнулась я.

Однако вместо Паулины и Невары в гостиной появилась Филания. На мой удивленный взгляд, девушка пояснила:

— Зашла узнать, как ты? После того, что случилось… — она осеклась, увидев за раскрытой дверью спальни разбросанные вещи. — Что ты делаешь?

Я резко выдохнула.

— Собираю вещи и убираюсь отсюда.

— Как? — Филания растерянно моргнула, а затем резко замотала головой. — Погоди! Нет!

— Да, — отрезала я. — Я не могу так больше. Это не отбор невест, а их убийство!

— Но ты не можешь уйти!

— Очень даже могу.

— Нет, не можешь! — Подруга схватила меня за руку ледяными пальцами. — Только не сейчас! Неужели не понимаешь?!

— Не понимаю, верно, — подтвердила я хмуро. — И почему же?

— Потому что сейчас ты — кумир миллиардов людей! Ты не можешь просто так взять и от всего отказаться! У тебя сумасшедшие рейтинги…

— Плевала я на рейтинги!

— А на свой род и достоинство?

Ее слова заставили меня вздрогнуть и наконец сообразить, в каком состоянии нахожусь.

— Вот. Думай об этом, — заметив мою реакцию, стала уговаривать подруга. — Думай о том, как твой уход будет выглядеть со стороны. Подумать только, прошла над пропастью с червями и трусливо сбежала, не выдержав напряжения. Сломалась. Или, еще хуже, решила в трудный момент отвернуться от империи. Сколько восторженных людей резко переменят свое мнение на противоположное и станут кричать о плевке в лицо императору? Представляешь, какая поднимется волна ненависти к твоему роду? К тебе, Ариана?

Я устало рухнула на диван и первый раз за этот час задумалась: «Что я творю?»

По всему получалось, что ничего хорошего для своей репутации.

— Понимаю, какой для тебя это был стресс, — сев рядом, тем временем мягко продолжала Филания. — Поверь, правда понимаю, как никто другой. Мне тоже однажды едва удалось избежать смерти. Но самое страшное уже позади. Ты выжила. Во дворце безопасно, а нас больше никуда отправлять не будут. Даже если ты действительно не хочешь проходить отбор до конца, просто обожди немного и все.

Слова подруги были разумны, я не могла этого не признать. Да, для кого-то другого, возможно, публичное порицание не имело особого значения. Но для меня, для урожденной де Арден, достоинство было важнее всего остального. Даже важнее жизни.