Это позволяет предположить, что стремление найти точные слова Иисуса – которые в любом случае должны были звучать на арамейском, а не на греческом – противоречит самой сути того, что нам известно о Евангелиях, и лучше бы нам обратиться к самому духу его учения. Никаких изречений касательно развода и брака просто бы не появилось, не найди он слов, выходивших за рамки всей традиционной мудрости и всех расхожих представлений; и ясно, что во всех своих формах они защищали положение женщин в браке. Но если мы вознамеримся превратить их в каноническое право, тогда все иначе: для этого нам потребуется доступ к точным изначальным формулировкам, а его у нас, безусловно, нет. Да и может ли кто сказать, задумывал ли Иисус свои изречения как правила без исключений? [14]

Текст Ветхого Завета (Еврейской Библии) дошел до нас во многих манускриптах, но опознать их традицию легко, поскольку с давних времен существовал единый и тщательно выверенный текст. Здесь имеет смысл начать с конца, а не с начала: все печатные Библии наших дней восходят к одному-единственному манускрипту, – в отличие от экземпляров Нового Завета, рожденных трудом современных редакторов, сравнивающих разные непохожие рукописи. Этот манускрипт – Ленинградский кодекс, известный как L. Он написан в XI веке и хранит произведения семьи Бен-Ашеров, трудившейся в Тиверии, у Галилейского моря, над точным переписыванием и исправлением библейских манускриптов. L – единственный полный текст Еврейской Библии, дошедший до нас из раннего Средневековья, хотя есть и другой, сохранивший все, кроме Пятикнижия (уничтоженного в пожаре): это кодекс Алеппо (А) из Сирии, восходящий к X веку (возможно, он создан в 925 году) [15].

Ленинградский кодекс. Второзаконие 32. Масоретский текст виден на полях, а также в самом верху и в самом низу страницы

Печатные издания Еврейской Библии даже со времен раввинистических Библий XVI века были известны под формальным названием «стереотипных изданий», иными словами, то были точные копии L – в отличие от новозаветных Библий, которые, как правило, воссоздавались с учетом критики. Не так давно в печатных Библиях появились варианты текстов, отличные от L и взятые из других манускриптов, из древних версий и из редакторских конъектур, но они приводятся лишь в сносках и не включены в сам текст. И в то время как о «Новом Завете» на текстологическом уровне мы говорить не можем – там, где речь идет о Ветхом Завете (Еврейской Библии), у нас есть согласованный текст. Те, кто трудился над библейским текстом в Тиверии и где бы то ни было, известны нам как масореты, дословно – «передающие традицию», а их труд назван масоретским текстом (MT). Из Средних веков до нас дошло более 6000 манускриптов, которые следуют тексту Ленинградского кодекса. Естественно, в них есть ошибки, но ясно, что все это – попытки воспроизвести один и тот же текст.

Да, мы говорим, что сейчас у нас есть согласованный текст Еврейской Библии – но это вовсе не значит, будто так было всегда [16]. Даже если не обращать внимания на поздние ошибки при копировании L (они обычно довольно мелкие), мы всегда понимали, что могут найтись и более древние манускрипты, содержащие иной текст – хотя подобных и не было известно до XX столетия. Все радикально изменилось, когда в Иудейской пустыне – в Кумране и в других местах, особенно в пещерах у ручья Нахаль-Хевер и в ущелье Вади-Мураббат – в 1947 году обнаружились свитки Мертвого моря, датированные периодом с 250 года до нашей эры по 115 год нашей эры. Среди них нашлись примерно 200 фрагментов или более пространных текстов из всех библейских книг, кроме Книги Есфири, а несколько книг предстали в виде более-менее полных манускриптов – и в том числе знаменитая Книга пророка Исаии, точная копия которой, списанная с кумранского свитка «а» (1QIsaa), выставлена в иерусалимском «Храме книги». Мы могли бы провести аналогию с Новым Заветом и ожидать того, что эти материалы явят нам целый ряд различающихся текстов, но все совершенно не так: почти все книги в свитках Мертвого моря – «протомасоретские», иными словами, необычайно близки к L в базовом тексте. Есть много различий в орфографическом написании, есть много мельчайших вариаций, но нет и не может быть никаких сомнений: мы имеем дело с тем же самым текстом, которому предстояло стать основой масоретской традиции. Раввины уверяют, что в Иерусалимском Храме хранилась только одна копия Торы, и если это правда (а это вполне может оказаться благочестивой легендой), тогда, возможно, этот свиток и служил тем экземпляром, с которого переписали большую часть библейских текстов [17]. А значит, масоретский текст восходит ко II веку до нашей эры и, кстати, тем самым независимо подтверждает то, что и содержание, и текст Еврейской Библии были к тому времени уже в той или иной мере согласованы. Но даже если мы не примем эту идею, свитки Мертвого моря свидетельствуют по крайней мере о том, что библейский текст в каком-то отношении приблизился к унифицированной форме намного раньше, чем мы могли ожидать.

Одно из различий в тексте свитков Мертвого моря и L (или же А) состоит в том, что в свитках не указаны гласные звуки: тексты записаны только согласными. Насколько нам известно, гласные не обозначали до эпохи раннего Средневековья, а потом вдруг возникло желание зафиксировать традиционные формы произношения слов в тексте – и создали систему точек и черточек, чтобы убедиться, что эти формы не утратятся (см. также главу 2). В этом смысле L и A являют значительное расхождение со свитками Мертвого моря. Но «огласовки» – так называются эти значки – лишь проявляют то, как читали Еврейскую Библию в традиции, передаваемой устно. (Они по-прежнему не приводятся в свитках, предназначенных для богослужений, и обозначаются лишь в учебных изданиях: тот, кто читает свиток во всеуслышание перед собранием людей, должен восполнять гласные по памяти.) Можно провести аналогию: во многих новозаветных манускриптах слова не разделены, и текст продолжается непрерывно, поэтому современному человеку довольно трудно его прочесть. Но когда в напечатанных текстах слова разделили пробелами, никто не счел это вмешательством в текст – лишь прояснением. Примерно так же добавление огласовок просто фиксирует уже существующую традицию и не воспринималось как некая перемена – напротив, оно позволяло убедиться в том, что не будет утрачено традиционное понимание текста.