Начиная с X века в Византийской империи требовалось огромное число Библий, и развился более свободный курсив, или «минускульный» (использующий строчные буквы) стиль письма, благодаря которому переписывать книги начали быстрее. Существует примерно 3000 минускульных манускриптов с новозаветными текстами, и каждому из них просто присвоен порядковый номер: от 1 до 2856. По большей части эти документы написаны на пергаменте, но есть и другие, написанные на бумаге, которую стали изготавливать на Западе в XIII столетии. К этому времени текст Нового Завета уже закрепился в стандартной форме, получившей название византийской, или койне. Можно было бы ожидать, что ранние манускрипты окажутся ближе друг к другу, а со временем число вариантов будет только возрастать. Но, скорее, все наоборот: в самых ранних папирусах вариаций больше всего, а по прошествии веков развился согласованный текст. Это не значит, будто в византийских манускриптах не было важных вариаций: многие из них были переписаны с намного более древних документов и сохранили раннее прочтение, которое текстуальные критики теперь пытаются опознать. Да, манускрипты расходились со временем – но сходились они, в общем-то, быстрее.

Четвертый тип манускриптов – лекционарий. Это тексты, не выстроенные в таком же порядке, как Библия – просто пассажи, которые читались на литургии в те или иные дни. Такие книги все еще существуют во всех церквях, соблюдающих установленный чин литургии, и избавляют читателя от необходимости искать соответствующий пассаж в Библии – это не так-то просто и сейчас, а в мире без нумерации страниц и большими громоздкими кодексами это было не в пример сложнее. Тексты лекционариев, сохранившиеся по большей части на бумаге и пергаменте, опознаются по литере l, стоящей в курсивном начертании перед номером; их примерно 2500, по большей части они написаны минускульным письмом, датируются не ранее чем VIII веком и, как правило, содержат евангельские пассажи. Текст может быть интересен: то, что читалось на литургии, склонно соответствовать традиции, и в таких манускриптах могли сохраниться ранние прочтения. Новый лекционарий часто списывали с другого, а не со всей Библии, так что у них своя собственная традиция.

Есть и другие важные источники библейского текста. Цитаты в произведениях раннехристианских писателей могут подсказать нам, с какой формулировкой был знаком тот или иной автор – и она может отличаться от той, какая дошла до нас в сохранившихся манускриптах. Иногда она может отразить утраченную традицию. Но тексты цитировались по памяти, и более того, в первых веках христианской эры за проповедником все еще признавалось право слегка импровизировать на основе записанного текста (об этом говорилось в главе 10) – оттого и могли появиться различия, и всегда сложно узнать, сколь великую роль могли играть эти причины. Тем не менее кое-где мы можем установить характерное прочтение.

Еще один источник – древние переводы Библии. Они существуют на многих языках: это латынь, сирийский, коптский, армянский, грузинский, церковнославянский и даже (как отмечалось выше) готский. И если мы где-то встречаем отклонение от знакомого нам греческого текста, то никогда не следует забывать о том, что переводчик, возможно, располагал другим текстом – а не менял тот, который известен нам. Древние переводы часто известны как «версии». И компетентный текстолог должен непременно знать несколько языков.

Кроме того, среди источников есть и амулеты – краткие пассажи из Библии, предназначенные для того, чтобы носить их на шее как оберег от злых сил, – и копии Евангелий, сделанные для предсказания будущего, с отметками напротив соответствующих стихов. Как и лекционарии, это неполные Библии, но всегда остается возможность, что в них сохранены подлинно древние варианты текста.

В современных печатных изданиях Нового Завета всегда представлен разноплановый текст, прошедший критику, иными словами, тот, который, по мнению редактора (или, как правило, совета редакторов), является самым древним из многих прочтений, часто засвидетельствованных в том или ином случае. Часто это – вопрос интуиции, но есть и широкие общие принципы, которые можно применить. Например, там, где в двух манускриптах сохранены разночтения, критик предпочтет тот манускрипт, в котором меньше признаков того, будто в него вносили перемены – возможно, потому, что там эти перемены не так бросаются в глаза, а может быть, документ кажется менее ортодоксальным, если рассматривать его уже из нашего времени. Это похоже на «принцип непохожести», о котором я рассказывал в главе про изучение Евангелий – когда мы склонны полагать, что изречение подлинно принадлежит Иисусу, если не можем счесть правдоподобным то, будто его придумал кто-то еще, поскольку оно отличается от всего, что ранняя Церковь хотела бы ему присвоить. С текстами все примерно так же: если в какой-либо из версий изречения присутствуют своего рода острые углы, а другая звучит мягче, то мы можем решить, что острые углы просто сгладили – ведь никто бы не стал брать изречения, сказанные со спокойным и мирным тоном, и вносить в них лишние шероховатости, а вот в то, что эти «неловкие моменты» вполне можно было убрать, поверить легче.

В главе 8 мы привели в пример два Евангелия – от Марка и Матфея – с разными версиями ответа Иисуса некоему человеку, спросившему, как обрести вечную жизнь:

Принцип непохожести говорит нам о том, что версия Марка, скорее всего, восходит к словам самого Иисуса: формулировка в Евангелии от Матфея как будто смягчает изречение, в котором Иисус резко проводит разницу между собой и Богом, в то время как ранняя Церковь, напротив, стремилась выдвинуть идею его единства с Богом. И если бы кто-то в ранней Церкви встретил версию Матфея, никто бы и не подумал исправлять ее на явное отрицание божественности Иисуса, звучащее в Евангелии от Марка; а значит, именно у Марка, скорее всего, сохранена изначальная версия изречения.

Тот же принцип действует на том уровне, когда мы определяем, какая из версий пассажа с большей вероятностью соответствует изначально записанным словам. В начале Четвертого Евангелия мы читаем: