по крайней мере, что вышло их из уст славного проповедника больше, чем сколько дошло до нас. Так, «Беседа на первую часть первого псалма» представляется неоконченной. Здесь, представив предварительно прекрасную характеристику псалмов, он успел объяснить только два первых стиха и закончил свою Беседу изъяснением слов и на седалищи губителей не седе. Беседа вышла все-таки настолько обширна и продолжительна, что св. Василий счел неудобным продолжать ее до конца, потому что, как сам он замечает, будь она продолжена дальше, и слушателям было бы нелегко соблюсти все в памяти, и ему самому было бы «трудно продолжать служение слову, потому что у него, по врожденной немощи, недостало бы голоса». Поэтому он решился отложить окончание Беседы до другого раза, обещался «при помощи Божией восполнить недостающее».[858] Но окончание этой Беседы не дошло до нас. Затем, до нас дошла только Беседа на окончание четырнадцатого псалма, а Беседы на начало этого псалма мы не имеем, хотя и несомненно то, что она была произнесена. В этом убеждаемся мы самым началом дошедшей до нас Беседы на этот псалом: «Вчера беседовал я с вами, – так начинается эта Беседа, – о четырнадцатом псалме, но время не дозволило дойти до конца речи. Ныне являюсь, как признательный должник, чтобы отдать вам оставшийся долг» и т. д.[859] Очевидно, таким образом, что до нас дошли не все Беседы Василия Великого на псалмы.

Беседам своим, как мы сказали, св. Василий предпосылает прекрасную характеристику псалмов. Здесь он рассматривает достоинство псалмов как самих по себе, так и в отношении нравственно-религиозного воспитания человека и животворного влияния их на его чувство. Это общее учение о достоинстве псалмов составляет нечто вроде введения к Беседам на псалмы и изложено в «Беседе на первый псалом». Беседу эту сам Василий Великий называет предисловием. В этом мы находим, кроме изложенных выше, новое доказательство того, что Бесед на псалмы произнесено более дошедшего до нас количества. Предисловие предпосылается обыкновенно чему-нибудь цельному и законченному. Следовательно, Василий Великий по крайней мере имел в виду предложить своим слушателям полный курс Бесед на псалмы. Во всяком случае, подобное предисловие было бы неуместно для нескольких Бесед только на некоторые псалмы.

По мнению св. Василия Великого, изложенному в указанном предисловии, псалмы составляют как бы центральный пункт, или фокус, в котором отражаются все разнообразные характерные черты разных отделов Священного Писания. Хотя все Писание богодухновенно и полезно есть (1 Тим. 3:16), тем не менее, однако, каждый отдел Писания, не нарушая единства целого, имеет свое особое специфическое содержание и, следовательно, свое особое нравственно-назидательное учение. Говоря словами св. Василия, «иному учат пророки, иному – бытописатели; в одном наставляет закон, в другом – предложенное в виде приточного увещания. Но книга псалмов заключает в себе полезное из всех книг: она пророчествует о будущем, приводит на память события, дает законы для жизни, предлагает правила для деятельности. Короче сказать, она есть общая сокровищница добрых учений и тщательно отыскивает, что каждому на пользу... Здесь есть совершенное богословие, предречение о пришествии Христовом во плоти, угроза Судом, надежда воскресения, страх наказания, обетования славы, откровения таинств. Все, как бы в великой сокровищнице, собрано в книге псалмов».[860] Высокий религиозно-поэтический склад псалмов способен возвышать дух человеческий к выспренным созерцаниям и отрешать его от всего земного и вещественного. Оттого св. Василий, начав восхвалять достоинство псалмов совершенно спокойным тоном, постепенно воодушевляется и доходит наконец до некоторого рода вдохновенного состояния. По мере его воодушевления самый слог его становится постепенно живее и энергичнее, и наконец похвала его псалмам принимает восторженно-поэтический тон. «Псалом – тишина душ, раздаятель мира; он утишает мятежные и волнующиеся помыслы; он смягчает раздражительность души и уцеломудривает невоздержность. Псалом – посредник дружбы, единение между далекими, примирение враждующих. Ибо кто может еще почитать врагом того, с кем возносил единый глас к Богу? Посему псалмопение доставляет нам одно из величайших благ – любовь, изобретя совокупное пение вместо узла к единению и сводя людей в один согласный лик. Псалом – убежище от демонов, вступление под защиту Ангелов, оружие в ночных страхованиях, упокоение от дневных трудов, безопасность для младенцев, украшение в цветущем возрасте, утешение старцам, самое приличное убранство для жен. Псалом населяет пустыни, уцеломудривает торжища. Для новопоступающих – это начатки учения, для преуспевающих – приращение ведения, для совершенных – утверждение; это глас Церкви. Он делает празднества светлыми, он производит печаль яже по Бозе (2 Кор. 7:10). Ибо псалом и из каменного сердца вынуждает слезы. Псалом – занятие Ангелов, небесное сожительство, духовный фимиам. Это – мудрое изобретение учителя, устроившего, чтобы мы пели и вместе учились полезному. От сего и уроки легче напечатлеваются в душах. Ибо выучиваемое с принуждением не остается в нас надолго, а что принято с удовольствием и приятностью, то в душах укореняется тверже».[861] Последними словами св. Василий Великий указывает на образ употребления псалмов в древней Церкви при богослужении. В настоящее время они обыкновенно при богослужении читаются, поются же в весьма редких случаях. В древней же Церкви наоборот: там они обыкновенно пелись, и пелись совокупным голосом всех присутствующих при богослужении. Такое совокупное пение, с одной стороны, располагало сердца верующих к высокой религиозной настроенности и молитвенному воодушевлению, с другой – сильно способствовало к легчайшему напечатлению самых слов псалма в душах верующих. Святой отец видит в этом премудрое устроение Духа, сочетавшего в одном акте полезное и спасительное с приятным. «Дух Святой знал, – говорит он, – что трудно вести род человеческий к добродетели и что, по склонности к удовольствию, мы нерадим о правом пути. Итак, что же делает? К учениям примешивает приятность сладкопения, чтобы вместе с усладительным и благозвучным для слуха принимали мы неприметным образом и то, что есть полезного в слове. Так и мудрые врачи, давая пить горькое врачевство имеющим от него отвращение, нередко обмазывают чашу медом. На сей-то конец изобретены для нас сии стройные песнопения псалмов, чтобы и дети возрастом или вообще не возмужавшие нравами по-видимому только пели их, а в действительности обучали свои души. Едва ли кто из простолюдинов, особливо нерадивых, пойдет отсюда, удобно удержав в памяти апостольскую и пророческую заповедь, а стихи из псалмов и в домах поют, и на торжищах возглашают. И если бы кто, как зверь, рассвирепел от гнева, как скоро усладится слух его псалмом – пойдет прочь, немедленно укротив в себе свирепость души сладкопением».[862]

Беседы на псалмы отличаются такою же безыскусственностью внешнего построения, как и Беседы на Шестоднев. Св. Василий внимательно рассматривает в них не только