котором проповедник на основании слов Священного Писания доказывает, что лихва и рост суть пороки самые тяжкие и нетерпимые в человеке-христианине. Вслед за вступлением представляется трагическая картина, в которой действующие лица – богач-ростовщик и бедняк, просящий денег. Богач смотрит на бедняка как на жертву, с которой он хочет взять побольше прибыли, долго отказывается неимением денег и потом с радостью ссужает ими, лишь только бедняк упомянет о росте и процентах. Изображение и описание этой сцены в высшей степени живописно, наглядно и вполне согласно с действительностью, каковым характером отличаются вообще все изображения пороков, встречающиеся в проповедях св. Василия Великого. «Сребролюбец, – говорит он, – видя, что человек, борющийся с нуждою, просит у колен его, не хочет сжалиться над поступающим вопреки своему достоинству, не думает о единстве природы, не склоняется на просьбы, но стоит непреклонен и неумолим, не уступает мольбам, не трогается слезами, продолжает отказывать, божится и заклинает сам себя, что у него вовсе нет денег, что он сам ищет человека, у кого бы занять; и эту ложь утверждает клятвою, своим бесчеловечием приобретая себе недобрую покупку – клятвопреступление. А как скоро просящий взаймы упомянет о росте и поименует залоги, тотчас, понизив брови, улыбнется, иногда припомянет о дружбе своей с отцом его, назовет его своим знакомым и приятелем и скажет: „Посмотрим, нет ли где сбереженного серебра. Есть у меня, правда, залог одного приятеля, положенный ко мне для приращения, но приятель назначил за него обременительный рост; впрочем, я сбавлю что-нибудь и отдам с меньшим ростом“. Прибегая к таким выдумкам и такими речами обольщая и заманивая бедного, берет с него письменное обязательство и, при обременительном убожестве, отняв у него даже свободу, оставляет его».[867] Такое бесчеловечное отношение к нуждам ближнего, невозмутимая холодность и жестокость и даже как будто самодовольное услаждение его унижением и несчастием должны возмутить и покоробить нравственное чувство всякого человека. Бедняк просит хлеба, а ему дают камень; он ищет врачевства, а ему подносят яду; он хочет поправить свое состояние, а из его бедности делают доходную статью. «Скажи мне, – спрашивает св. Василий ростовщика, – денег ли и прибыли ищешь ты у бедного? Если бы он мог обогатить тебя, то чего бы стал просить у дверей твоих? Он пришел за помощью, а нашел врага; он искал врачевства, а в руки дан ему яд. Надлежало облегчить убожество человека, а ты увеличиваешь нужду, стараясь отнять и последнее у неимущего». Бедность и нищета составляют, таким образом, для ростовщика богатую и роскошную ниву, с которой он, ничего не посеяв, хочет собирать и действительно собирает обильную жатву. «И как земледельцы, – продолжает проповедник, – молят дождя для приумножения семян, так и ты желаешь людям скудости и убожества, чтобы деньги твои приносили тебе прибыль. Или не знаешь, что ты более приращаешь грехи свои, нежели умножаешь богатство придуманным ростом?»[868] Такова ослепляющая человека сила страсти. Богач-ростовщик действительно и не хочет видеть, и не видит нравственного вреда для самого себя от своего поведения. Не видит он также страданий бедности; не видит тех бессонных ночей, которые проводит бедняк, размышляя о средствах к прокормлению своей семьи, не хочет знать тех нравственных мучений, которые испытывает он, решаясь на заем, то есть решаясь расстаться со своей самостоятельностью и свободой, со своим семейством и отдать все это в кабалу заимодавцу; он не хочет понять, наконец, всей гнусности своего самодовольного услаждения унижением своего ближнего; он не замечает всего этого, а видит только наяву и во сне одно: деньги и приращение своего богатства.

Что же делается с бедняком, попавшим в бесчеловечные руки ростовщика-заимодавца? Нельзя лучше изобразить переживаемые им душевные состояния, как изображает их изучаемый нами психолог-проповедник. «Взявший деньги, – говорит он, – сначала светел и весел, восхищается чужими цветами, допускает перемену жизни: стол у него открытый, одежда многоценная, слуги одеты пышнее прежнего, есть льстецы, застольные друзья и тысячи трутней в доме. Но как деньги утекают, а время своим продолжением увеличивает рост, то и ночи не приносят ему покоя, и день не светел, и солнце неприятно; а, напротив того, жизнь для него тягостна, ненавистны дни, поспешающие к сроку; боится он месяцев, потому что от них плодится рост. Спит ли он? И во сне видится заимодавец – это злое привидение, стоящее в головах. Бодрствует ли? И помышление, и забота у него о росте. Сказано: заимодавцу и должнику стретшимся друг с другом, посещение творит обема Господь (Притч. 29:13). Один, как пес, бежит на добычу; другой, как готовая ловитва, страшится встречи, потому что нищета отнимает у него смелость. У обоих счет на пальцах; один радуется увеличению роста, другой стенает о приращении бедствий».[869]

Бесчеловечно и жестоко поведение ростовщика и потому заслуживает полного осуждения. Но неодобрительна также и нерасчетливость человека, не умеющего прожить на свои собственные средства и самопроизвольно отдающего себя, как «готовую ловитву», в рабство богачу-заимодавцу. Пий воды от своих сосудов, – говорит премудрый (Притч. 5:15), то есть рассчитывай вернее свои собственные средства, не ходи к чужим источникам, но из собственных своих каплей собирай для себя утешения в жизни, и тогда ты будешь богат. Ибо богат не тот, кто много имеет, но тот, кто умеет довольствоваться своим собственным состоянием, хотя бы оно было и невелико; равным образом и беден не тот, кто мало имеет, но тот, кто живет шире своих средств. Лучше даже терпеть недостаток, но сохранить свободу. Поэтому не ходи к чужим дверям, ибо студенец чуждий тесен (Притч. 23:27). «Брать взаем – начало лжи, случай к неблагодарности, вероломству, клятвопреступлению. Теперь ты беден, но свободен. А взяв взаем, и богатым не сделаешься, и свободы лишишься. Взявший взаем стал рабом заимодавца, рабом, наемником, который несет на себе самую тяжелую службу. Псы, получив кусок, делаются кроткими, а заимодавец раздражается по мере того как берет; он не перестает лаять, но требует еще большего. Если клянешься – не верит; высматривает, что есть у тебя в доме, выведывает, что у тебя в долгах. Если выходишь из дома – влечет тебя к себе и грабит. Если скроешься у себя – стоит перед домом и стучит в двери, позорит тебя при жене, оскорбляет при друзьях, душит на площади. И праздник не весело тебе встретить; самую жизнь делает он для тебя несносной».[870]

Эти места, в которых проповедник бранит бедняка, не умеющего жить расчетливо, суть лучшие места в рассматриваемом нами слове. В них проглядывает теплое чувство, чувство искреннейшего сожаления и глубокого участия к несчастью ближнего.