— Конечно, понимаю, — кивнул Арсланов.

И когда они пригубили рюмки с отличным ар­мянским коньяком, Али, подняв глаза, сказал:

— Спрашивайте.

— Вопрос у меня один, — сказал Турецкий, — знаете ли вы «вора в законе» по кличке Адмирал и если да, то кто он?

— Ого! — удивился Али и взглянул на Турецкого не то с удивлением, не то с уважением. А потом закурил тонкую темную сигарету и заговорил: — Это ведь не допрос, так? Не показания. Я рассказы­ваю вам байку, а вы слушаете, и все. Так, не так — решать не мне, а вам. Как вы, конечно, знаете, есть «воры» и «воры». Правильные, неправильные. Вот я, например, не «вор». Кто я такой? Я — «папа», «батар», ну, там, великан, богатырь, по-вашему — «авторитет». И это правда. У меня много людей, и все меня слушают. Я серьезный человек, и меня вынуждены почитать, но я не «вор в законе», никто меня не венчал, никто не короновал. На их встре­чах — «сходняках» — я не был. У них свои дела, а у меня свои. Но, конечно, я многих знаю, обязан знать. Да, есть такой Адмирал. Его венчали, по- моему, в девяностом году, но большинство воров его за равного не признали.

— Отчего так? — спросил Турецкий.

— Он из этих, из новых. Для него нет законов, он сам себе закон.

— Так как же такого могли избрать?

— Другие времена, — сказал Али. — По старым, правильным порядкам он никогда не стал бы «за­конным вором» — он никогда не тянул срок, ни дня — ни на зоне, ни в «крытой». Он не знает или почти не знает настоящих правил, но, когда все нарушилось и стало можно покупать титул — а он ведь знал, как много он стоит, как много значит, какую власть и права дает, — он, по сути дела, свою корону просто купил. Но купил за такие деньги, что поразил всех. Никто не знает, сколько он внес в «общак». Назывались цифры, но врать не стану. И все-таки законность его коронации, так сказать, со­мнительна, очень сомнительна. Я же сказал, боль­шинство не признало его. И все же он купил право участвовать в «сходняках», иметь там свой голос и свою долю в «общаке»... Было еще одно... Блатные ведь все знают и часто, вы уж простите, уважаемый, даже больше, чем вы.

— Бывает, — усмехнулся Турецкий.

— Так вот, он пришел и был принят еще и пото­му, что он беспредельщик, чистый отморозок. За ним не одна сотня отморозков — и тут, и там, в Москве. Ему нужна была власть над ними, полная власть. «Вор в законе» почти как бог. Его нельзя не только убить, но оскорбить нельзя.

— Но ведь убивают же, — сказал Турецкий. — То и дело убивают.

— Другие времена, — развел руками Арсланов.

— И вы знаете, кто он, этот Адмирал?

— Конечно, знаю, — улыбнулся Арсланов.

— И кто же?

— Тот, о ком мы говорим, наш общий враг.

Оба помолчали.

— Как видите, — сказал, наконец, Арсланов, — той власти, что у него есть, ему мало. Ему другую давай, в придачу к той, что есть. Здесь у нас, в регионе, о том, кто он такой, кроме его людей, знают немногие — может, пять, может, шесть чело­век. У них там дисциплина железная. Если что — убивают сразу, без рассуждений, без разборок. Ни правилок, ни базара. Пуля в лоб и пика в бок. Из тех людей, кто знает, кто такой Адмирал, за послед­ний год тут остался я один. Троих убили, двое ис­чезли. Я опасен ему, и сейчас он решил убирать и меня. Потому и племянников моих они взяли в это дело, потому и Иссу, ослиную голову, решили ис­пользовать, чтобы вас застрелить. Мне и деньги предлагали, чтобы я куда-нибудь убрался. Предла­гали купить весь мой бизнес, раза в три дороже, чем он стоит. Так что я все это вам сообщаю, чтобы вы понимали, какая тут идет война.

— Почему же вы не уедете? — удивился Турец­кий.

— А куда? — в свою очередь удивился Али. — Я тут свой, у меня свой, как говорится, сектор. Я отдал всему этому почти двадцать лет. И куда мне теперь соваться? Везде все давно поделено! Чтобы меня там ухлопали через месяц? И потом, — глаза его сверкнули, — в конце концов, я просто не хочу! А мое желание мне дороже денег. Я работал, я думал, я все это поднимал, нарушал законы, меня сажали, я выходил — еще раньше, в те времена — и начинал опять... У меня ведь в моем деле сородичей, чеченцев, процентов десять. У меня русские, тата­ры, хохлы, грузины, евреи, конечно, — у меня все. Почти никто не знает, откуда все пошло. Работают, получают, все довольны. Что еще надо? Мы уже восемь лет чистые торговцы, и нас не за что брать. А у него уголовник на уголовнике, подонок на по­донке. Он возник тут неизвестно откуда лет двенадцать-тринадцать назад, уже с деньгами и с людьми. Очень скоро подмял и купил всех, кого мог. Про­ституция, рэкет, подпольные кооперативы, потом совместные предприятия... Он и тогда еще хотел нас выдавить, потом, когда в Чечне началось, хотел под­нять против нас народ. В чем только нас, чеченцев, не обвиняли... Но мы-то знали, кто ветер гонит, шурум-бурум поднимает.

— Ну а что же вы? — удивился Турецкий. — Просто сидели и молчали?

— Он бы мог попытаться меня хлопнуть, — ус­мехнулся Арсланов, — но, видно, побоялся. Отмо­розки ведь все трусы. Видно, понял, что мои где угодно найдут, всюду достанут. Не рискнул. А те­перь, наверное перед выборами, снова хочет попро­бовать нас опередить, чтобы мы ему морды не под­портили. Так что видите, все просто: с одной сторо­ны, виноватыми во всем объявить власти, губерна­тора, прокурора, вас...

— Легавых, — усмехнулся Турецкий.

— Ну да, — махнул рукой Арсланов. — А еще нас, чеченцев. Сыграть на этом, пустить в дело на­циональный вопрос, задурить народу мозги, объ­явить себя защитником и спасителем, ну и въехать, куда он хочет, на белом коне...

— Так вот, значит, кто у нас все-таки Адми­рал, — сказал Турецкий. — И куда же он, спраши­вается, плывет?

— Как — куда, дорогой? — удивленно взмахнул руками Али Арсланов. — Как — куда? К вам, в Мос­кву, поближе к Кремлю.

Новое приглашение во дворец губернатора Пла­това пришло крайне не вовремя — не до того было Турецкому, да уже и не до Платова вообще. Он был теперь то, что на языке лошадников, ипподромных завсегдатаев именуется фуфляком или дохлой кобы­лой. Да и вообще к господину губернатору был осо­бый счет, и разговор с ним предстоял особый и уже не по его инициативе.

Однако пока что надлежало следовать этикету и протоколу, и Турецкий тщательно оделся, идеально выбрил щеки, надушился и, прихватив с собой в качестве поддержки Мишу Данилова, отправился с этим пустым и никчемным визитом.

Губернатор принял их в том же кабинете и на этот раз казался еще более растерянным, встрево­женным и даже близким к прострации.

— Я пригласил вас, Александр Борисович, — начал он и осекся, с недовольством глядя на Дани­лова. — Простите, но вообще-то я... рассчитывал, так сказать, на конфиденциальную встречу.

— Все правильно, — кивнул Турецкий. — При­сутствующий здесь Михаил Антонович — мой по­мощник, младший друг и первый конфидент. У меня вообще нет секретов от моих сотрудников — членов моей группы. На том, как говорится, стою. Иначе просто невозможно было бы работать. Вы со мной согласны?