А сейчас мы покажем фоторобот преступника и схематические изображения его татуировок.

И тотчас на черном фоне возник карандашный набросок мужского портрета, весьма напоминаю­щий того, кого Клемешев так часто видел в зеркале, когда брился и завязывал галстук.

Все вокруг молчали, даже было слышно, как журчит вода в реке и где-то время от времени всплескивает и играет крупная рыба. Эта пауза, эта немая сцена что-то уж больно затягивалась. Надо было сказать что-то, срочно выговорить несколько слов, а они вокруг, все шестеро, дружно смотрели в сторону, словно боясь встретиться с ним глазами.

Нет-нет, никто из них ничего такого знать не мог. Никто не мог знать! Того, что, как он думал до этого вечера, на всей земле уже знал только он один. Выхо­дит, где-то когда-то дал промашку. Но где и когда?

И как было жить теперь, что делать? Ведь не он же один узнал в фотороботе это чертовски знакомое и похожее лицо? Весь город узнал! А эти, те, что рядом, тоже не олухи, в момент смекнут: коли накинули аркан на шею босса, самое время, пока не поздно, давать соскок, рвать когти и хорониться. Но он спра­вился, переключил канал, попал на какую-то серию «Спрута» и небрежно бросил своим кашеварам:

— Ну, что там? Поспела, что ли, ушица? А, маль­чуганы? Кирюха, накрывай стол, тащи горючее, от­крывай! Что мне, учить тебя? Ну-ка, соколы, рванем за успех, который уже близок!

А по экрану мотался этот красавчик комиссар Каттани, бабий любимчик Микеле Плачидо. А где- то в городе затаился наш, российский, с дурацкой фамилией Турецкий, неторопливо плел свою удавку на его, Адмиралову, голову.

И тут — наконец-то! ну наконец-то! — затенькал третий телефон, и это был нужный человек, и по­звонил он в нужное время, и сообщил самые нуж­ные, самые важные сведения о том, когда этот самый московский «важняк» Турецкий снова вы­скочит на экран.

Очередная запись Турецкого была назначена на два часа дня, а в эфир под видом прямого включе­ния она должна была выйти вечером, вслед за про­граммой «Время».

На этот раз выступление предполагалось совсем коротенькое, всего пять с половиной минут. А когда режиссеры и видеоинженеры за стеклом аппаратной махнули ему рукой — «Пошла запись, начинай­те!» — Александр Борисович взглянул в наведенный объектив и сообщил горожанам, что огромная рабо­та по основному делу об убийствах и массовых бес­порядках на площади близится к завершению и по­путно это дело помогло выявить и рассмотреть мно­жество острейших социальных, политических и правовых проблем города и области. Благодаря ак­тивной помощи граждан, следствию удалось разо­браться в сложно переплетенной многослойной системе планомерного ограбления Степногорска, его крупнейших предприятий и всего населения в целом. Очевидно, в скором времени будет возбуж­дено еще немало уголовных дел против ряда видных представителей городской и областной элиты. Им будут предъявлены обвинения в хищениях, злоупот­реблениях и крупных мошеннических операциях в сфере экономики, а также в связи с грубыми нару­шениями Закона о приватизации, взяточничест­вом, казнокрадством, нецелевым использованием средств инвестиционных фондов, а также множест­вом других отвратительных явлений и преступных действий, которые стали типичными для всей со­временной России...

На все про все — от времени, проведенного в гримерной, где его причесывали и запудривали блики на носу, и вплоть до конца просмотра на мониторах уже готовой записи — ушло больше часа. Но за эти минуты Миша Данилов успел перегово­рить со всеми телевизионщиками из числа тех, кто

был посвящен в тайну этих «прямых выходов» в эфир.

Вопрос ко всем был один: обращался ли кто-ни­будь к ним, интересуясь, когда снова намечается появление Турецкого на экране, пытался ли кто-то особенно настойчиво выяснить это?

Результат этого опроса, который Миша препод­нес своему патрону уже в машине по дороге назад с телевидения, оказался самым неожиданным: все оп­рошенные в один голос сказали, что их об этом спрашивало черт-те сколько людей, что благодаря выступлениям Турецкого их смена стала на телеви­дении чуть ли не знаменитой и, кажется, все, вклю­чая буфетчиц и уборщиц, вконец «достали» их, ста­раясь узнать, когда еще приедет и выступит этот следователь из Москвы, что за народ и за правду, уж больно доходчиво говорит, а главное, все по делу и от сердца.

— В общем, шеф, — заключил Данилов, — ваша дешевая популярность в провинции растет не по дням, а по часам.

— Дешевая! — шутливо оскорбился Турец­кий. — Ты, мальчишка! Поди-ка заработай такую да купи!

— Ах, Александр Борисович! — вздохнул Миха­ил. — Они же тут доведены до крайности, готовы верить любому. И поверят ведь, коли им посулят хоть малейшее просветление!

— Да-да, — кивнул Турецкий, забившись в самый угол раздолбанной серой «Волги» угрозыска с тонированными стеклами, которую предоставил в распоряжение Турецкого для его перемещений щед­рый Коренев. Машина тоже была загримирована, на крыше торчал ржавый багажник, номера на ней были частными, да и те менялись перед каждым марш-броском в город.

— Значит, ничего подозрительного... — сказал Турецкий. — Неужто ничего отселектировать не удалось?

— Да нет, — ответил Данилов. — Был, правда, отмечен один фактик, да и то, скорее всего, ерунда, не о чем говорить... Тут у них время от времени выступает со своими сводками замначальника РУОПа подполковник Михеев. Вот он действитель­но спрашивал, когда, мол, снова Турецкого смот­реть.

— Ну да! — быстро повернулся к нему Турец­кий. — Никакой ошибки?

— Как сказали, так и передаю, — даже малость обиделся Данилов.

— Подожди, Миша, подожди... Как знать, может быть, это как раз именно то, что нам нужно? А как он, очень допытывался?

— Да нет, так, между делом. Ну и ответили ему буднично, как и всем остальным, что мы им гово­рить велели, мол, тогда-то и тогда-то включайте и смотрите, не ошибетесь.

— А ну молчи, Миша, — нахмурился Турецкий, пытаясь уловить какую-то мелькнувшую и тотчас выскользнувшую важную мысль. — Подожди, доро­гой, Турецкий думать будет...

Ну что же, что же?! И — вспомнил все-таки!

В тех первых, подробных собственноручных объ­яснениях, которые принесла ему Наташа Санина, был какой-то вроде бы пустячный эпизод. Ах, нуда, конечно! Описывая день, уже далекий зимний день их знакомства с Клемешевым, она мимоходом упо­мянула о странной встрече, которая потом и дала ей основания предположить, что Клемешев не то как- то связан, не то прямо числится в личном составе милицейских или гэбэшных структур... Турецкий напряг память.

Их догнала тогда машина, обе остановились, и Клемешев о чем-то довольно долго и серьезно, по- приятельски, как с близким человеком, беседовал с сидевшим за рулем спецмашины с синим проблес­ковым маяком на крыше... Быть может, чушь, ерун­да на постном масле? К тому же вскоре Клемешев был избран депутатом, вошел, так сказать, во власть, общаться мог с кем угодно, а там и мэром стал... И все-таки тут могла обнаружиться, пусть совсем плёвенькая, едва ощутимая, но все-таки свя­зочка, а в их деле это было совсем немало.