– Прекрасно помню. Сказал, что он давно уже в армии и видел войну не только в кино. Что реально оценивает военную мощь России и понимает, что у нас нет ни оружия, ни возможности собрать достаточно живой силы, чтобы противостоять ей. Ты лично, Нажмуддин, сказал ему: «Так не принимай этот вызов, переведи военное противостояние в поединок слов». Он просто и ясно ответил, что из этого ничего не получится. Во-первых, в Кремле не желают мира, сказал он нам. Что он делал все возможное, чтобы встретиться с руководством России. Писал письма, отсылал телеграммы, привлекал даже посредников и из самой России, и даже лидеров соседних, дружественных России стран. Все тщетно. По его словам, он даже не был уверен, что его письма и телеграммы доходили до кремлевских квартирантов… Потом подвел нас к окну, показал рукой на огромную людскую массу, заполнившую площадь, и добавил, что он, в отличие от многих, знает, что такое современная армия и на что она способна, но народ не простит малодушия, ни ему, ни кому-либо другому. А потом заявил, что будет всегда с народом и против его воли ничего предпринимать не станет… Такой ответ мы и получили. Руководитель государства не должен произносить такие слова. Зачем вообще нужен руководитель, который в критический момент не может взять на себя ответственность, сделать то, что нужно, невзирая на настроения толпы? Не все разумное может быть популярным! Его что, избрали президентом, чтобы он по каждому поводу созывал митинги и спрашивал у толпы, как ему поступить?.. Если эту короткую встречу с президентом мы считаем достаточными со своей стороны усилиями, чтобы предотвратить войну, если успокаиваемся на этом, я не могу считать нас ничуть лучше тех, кто умышленно ведет народ на бойню… Надо было вовремя отлучить этого человека от власти, пока его бездеятельность вконец не разорила хозяйство республики, доведя народ до нищеты, а на этой земле не установились звериные порядки. Не сделали это вовремя. И что мы получили? Воровство перестало быть чем-то постыдным, грабеж воспринимается чуть ли не как признак удальства, а кровь сородича для чеченца уже и не святыня. Появились люди, которые позволяют себе растаптывать тысячелетние традиции нахов. Вина за то, что мы вовремя не остановили их и даже не попытались сделать это, всегда будет лежать на нас и на наших современниках позорным пятном … Нам нужно было поставить во главе республики человека, который берег бы этот народ, таких ведь в республике немало.

– Во многом, Жандар, может быть, ты и прав, – произнес Нажмуддин, понимая, что упреки эти обращены к нему в первую очередь как к лидеру этого союза. – Но все кабы и если бы уже ничего не решат. Если еще год или месяц назад мы что-нибудь и могли сделать, то теперь уже поздно, время упущено…

– Нажмуддин, я бы хотел сказать пару слов, – поднял руку мужчина лет сорока, одетый в английскую тройку. Без сомненья, это был достаточно состоятельный человек, либо из творческой или научной среды – самый пристальный взгляд не нашел бы в этом облике ни единого признака того, что человек этот потел где-то на стройке, у станка в заводском цеху или в поле. Да и кожа лица сияла белизной, явно не тронутой жарким солнцем или холодными ветрами.

– Говори, Дареш.

– Я не хотел прерывать Жандара, прошу его извинить меня, но тут надо прояснить один вопрос. Народ… Простой народ, что там в России, что здесь у нас… он ни при чем. Ни в коем случае нельзя считать врагом русский народ. Это губительно для нас. Да он и не является таковым. И вообще, народ никогда и никому не враг, разве что иногда сам себе… Как вы знаете, мне приходится много ездить по России и миру. Такая жизнь не обходится без приключений, порой не совсем приятных. Но вместе с тем в ней и немало познавательного и полезного. Я довольно часто сталкиваюсь по тому или иному делу с состоятельными людьми России, со всякого рода чиновниками, некоторые из них довольно высокого ранга. И тратил немалые деньги, водя этих людей по ресторанам и другим подобным заведениям, единственно только для того, чтобы разговорить их… Друзья, война в Нохчийчё будет в любом случае. Кто бы и что бы не предпринимал. И отлучение кого-то от власти, Жандар, ничего не изменило бы. Слишком много тех, кому эта война нужна. И в России, и за ее пределами, и здесь у нас. Слишком большие, просто огромные деньги замешаны в этом… Эта война – я думаю, о ней уже можно говорить как о свершившемся факте – преследует много целей. Во-первых, она нужна руководству России, чтобы перевести на нас гнев и агрессию доведенного им до нищеты народа, чтобы под этот шумок и неразбериху уничтожить или пересажать всех тех, кто мог бы оспорить у них власть. Во-вторых, она нужна новоявленным хозяевам России, которые, сговорившись с властью, присвоили не только накопленные народом богатства, но и разделили между собой недра этой огромной страны. Им вовсе ни к чему внимание народа к их особам. А война – лучший способ отвлечь внимание от чего угодно. Им же нужна эта война еще и для того, чтобы избавиться от наших с вами сородичей, которые занимают довольно крепкие позиции в деловых и финансовых кругах. Они прольют сколько угодно и чьей угодно крови, чтобы избавиться от таких конкурентов. И, наконец, эта война нужна и нашему доморощенному жулью, чтобы скрыть свои преступления против народа под развалинами городов и аулов. Чтобы таким образом избежать наказания за свои грабежи, воровство, предательство… Это все, что мы с вами видим, как говорится, невооруженным глазом. Прошу меня простить, что потратил ваше время, перечисляя очевидные и хорошо вам известные вещи… – Дареш сделал короткую паузу, чтобы перевести дух, и продолжил. – Но есть еще один фактор, на мой взгляд, самый главный. У нашего народа есть очень сильный враг. Мы пока не знаем, кто он и где обитает. Под его властью, под его пятой находятся целые государства, большие и малые народы. В том числе и притеснявшая нас несколько столетий Россия. Насколько я вижу и понимаю ситуацию, к войне с нами Россию подталкивает именно этот враг. Этот враг назначает руководителей и в России, и здесь у нас. Этот враг решает, какая бумага и кем должна быть подписана. Этот враг начнет войну в угодное ему время и он же ее