– Продолжай, Элах, продолжай, – кивнув головой, сказал тот, кого он назвал Нажмуддином.

– Судя по тому, что он здесь говорил, этот Алхаст рассудительный и порядочный человек. Такой товарищ в нашем деле действительно не был бы лишним.

Подождав немного, чтобы убедиться, что Элах высказал все, что собирался сказать, Нажмуддин ответил:

– Отца этого Алхаста, Абу, я знал близко. Среди нас есть еще несколько человек, которые также хорошо знали его. Остальные, думаю, довольно наслышаны о нем. Мы пытались понять, в отца ли пошел сын. И, если я не ошибаюсь, отец и сын из одного ряда… Мы также знакомы с Овтой и знаем, что он за человек. У Овты было много тайн, в которые он непременно должен был кого-нибудь посвятить. Он не смог бы, не имел права унести их с собой в могилу. Ни одному из нас он эти тайны не открыл. Видимо, по каким-то известным только ему причинам, мы не подходили для этого. Мы пытались понять, почему Овта выбрал именно Алхаста. И хотя нам не удалось до конца распознать причину и смысл именно такого его выбора, но, думаю, убедились, что выбор этот можно одобрить… Если бы Алхаст сегодня, с первого же раза остался с нами, я бы засомневался в нем. То, что принимают легко, так же легко и бросают… Этот молодой человек явно неглуп и не из тех, кто принимает поспешные, необдуманные решения. Любит и умеет думать. Вот пусть и подумает… Хотя Алхаст и не является членом нашего союза, он наш товарищ и союзник. И мы в этом убедимся, когда возникнет необходимость в его помощи… А сейчас, если ни у кого нет вопросов, может закончим на сегодня? Время позднее, а некоторым нашим товарищам ехать довольно далеко.

– У меня есть вопрос, – встал молодой человек в военной форме.

– Говори, Жандар, мы слушаем, – Нажмуддин сел на свое место.

На вид Жандар был, пожалуй, младше всех в этой комнате. Черты лица выдавали скрытые в нем неуступчивость и какую-то бесшабашную отвагу. И своеобразный голос, и манера говорить внушали к нему уважение. Можно было не сомневаться в том, что кровь в его жилах никогда не текла медленно и равномерно, как у обычных людей, она все время кипела, подогреваемая мятежным духом. Худощавое, жилистое тело напоминало натянутую тетиву, готовую вот-вот выпустить стрелу.

– На каждом углу твердят, что вот-вот начнется война. Сегодня и вы здесь не раз говорили о том же. Однако мы с вами до сих пор не обсудили, какими должны быть наши действия, когда она все-таки начнется. А ведь никто вроде не сомневается, что начаться все может даже этой ночью…

– Мы договорились поговорить об этом на следующем собрании, – сказал Нажмуддин. – У всякого дела свое место в очереди других не менее важных дел, Жандар.

Но того ответ ведущего не удовлетворил.

– Мне кажется, первенство в этой череде вопросов принадлежит… должно принадлежать все же вопросу военному. Российские войска стоят у границ Нохчийчё. Над нашими городами и аулами летают российские самолеты, словно изголодавшиеся гиены, стремящиеся насытиться человеческой плотью. Пушки, ракеты и все остальное уже направлено в нашу сторону. Стоит какому-нибудь пьяному генералу заорать «Огонь!» – и все. Одно единственное слово не совсем адекватного вояки – и война начнется, не обращая никакого внимания на очередность, которую мы тут установили. Вы меня извините, конечно, но это может произойти сегодня, может произойти завтра, а может, уже произошло, пока мы тут заседали. Надо заранее определить, кто и где должен быть, что должен делать, когда час войны наступит. Чтобы нам не пришлось искать друг друга в диком хаосе. А хаос, не сомневайтесь, будет. Мы не имеем права выйти отсюда сегодня, не решив этот вопрос, какие бы неотложные дела не ждали каждого из нас в других местах.

– Мы поняли твое желание, – сказал Нажмуддин и обратился к собравшимся: – Что будем делать, братья?

– Пусть Жандар говорит, давайте послушаем его, – послышались голоса со всех сторон.

– Он человек военный, бывает среди таких же военных. Ему лучше знать, пусть говорит.

– Тебе слово, Жандар, пройди вперед, – пригласил его Нажмуддин.

Жандар прошел к тому месту, куда указал ведущий, и начал:

– Все вы умные и здравомыслящие люди. Знаете жизнь, да и мир повидали. Здесь собрались люди, как у нас говорят, съевшие столько соли, сколько я хлеба. Я ни в коем случае не думаю, будто вы не знаете, что нам следует делать. Но мне кажется, что вы все же кое-что упускаете из виду… У меня иногда создается впечатление, что мы, поставив какие-то очень далекие цели, пытаемся дойти до них одними только разговорами. Я понимаю – дать нашим детям образование, заботиться о них, в каком бы уголке земного шара они не находились, помочь им устроиться и занять свое место в любом обществе и в любой стране, – все это очень важно и нужно. Наши решения по этим вопросам я воспринял как дорогой подарок, преподнесенный мне лично. Я поддержал эти решения, буду поддерживать такое и впредь. Это работа, которая должна вестись постоянно и планомерно, не прерываясь даже на время… Но если мы не найдем сегодня способ предотвратить катастрофу, которая надвигается на чеченский народ, у нас не только не будет возможности помочь детям нашим учиться и устроиться в жизни, у нас и самих-то детей может не быть. Вы знаете этот мир, его законы, знакомы с мировым порядком, разбираетесь в политике, есть среди вас и люди науки. Я верю, что общими усилиями вы сможете провести народ через современные политические дебри, выберете для него правильный путь и сохраните чеченский этнос… Но, прежде всего, надо спасти этот народ от физического уничтожения. От истребления войной. Этим надо заняться сегодня же. Сейчас. Отодвинув на второй план все, что стоит в очереди, о которой ты говорил, Нажмуддин.

– Что же делать, Жандар, на данный момент мы не в состоянии предотвратить войну. Нет у нас таких сил, – невесело заметил Нажмуддин. – Не думаю, что кто-то в Чечне обладает такой возможностью.

Жандар замотал головой.

– Нет, Нажмуддин, мы просто еще всерьез не попытались выяснить, есть у нас такая сила или нет. Да если на то пошло, мы даже не предприняли ни одной серьезной попытки повлиять на ситуацию.

– Как это не предприняли ни одной попытки? Еще как пытались! Я, вон тот Зубайр и ты, разве не мы ходили к президенту? Разве ты не