— А их требования?

— Свобода? Право вернуться домой? Мы ведь и так не сумеем снова заковать их в цепи и заставить работать на плантациях и рудниках. Нам придется поубивать большую часть их, а остатки, которые мы схватим, будут проданы за границу или же сгорят на кострах. В акте чего? Справедливости? Мести? Скажи мне? Что Белый Коноверин может с этого получить? Ничего, кроме горы трупов. А что он может потерять? Кроме армии?

— Полагаешь, что мы можем их не победить? Что мы проиграем?

— Я должна с таким считаться. А даже если мы выиграем… что это будет за победа? — Деана ударила кулаком в стол. — Пусть Агар сунет себе в зад свое пылающее копье, если полагает, что я стану этому радоваться.

Варала улыбнулась — чуть-чуть, с печалью.

— Не проклинай Владыку Огня, прошу тебя.

Деана фыркнула, оскалившись. Проклятый экхаар, если бы не он, то эта женщина уже трепетала бы от страха, видя ее лицо.

— Отчего же? Он не мой бог, даже если использовал меня в своей игре. Той игре, которую я все еще не понимаю.

— Твоей богиней является Баэльта’Матран, я знаю. Но она сама сказала, что люди могут почитать ее через ее детей. Великая Семья, как говорят в Меекхане.

Удивила ее. Такой текст можно найти в кендет’х. Позволить другим почитать Мать через собственных богов, потому что Она — все они, а все они — Она.

— Ты читала святые книги матриархистов?

— Да. — Улыбка Варалы вдруг сделалась лукавой. — Знаешь, что моя прабабка была матриархисткой? И рабыней?

Деану это удивило, особенно после всех расчетов, стремительно проведенных в уме. Князь Лавенерес — праправнук рабыни?

— Как такое возможно?

— Запросто. Как у тебя и Лавенереса. Знаешь, мужчина и женщина, вместе… Хотя нет, скорее — парень и девушка. Ему было четырнадцать, ей пятнадцать, сын хозяина плантации и домашняя служанка. И если хочешь знать, насилия не было. Знакомые с детства, вместе росли — и случилось. Так, простое развлечение в сарае, которое вышло из-под контроля. Может, детишки даже думали, что это любовь? А поскольку род моего прапрадеда записан в Книгах Наследования, а закон гласит, что ты не можешь сделать рабом никого, в чьих венах течет кровь Агара, так и случилось, что, когда стало известно, кто отец, мою прабабку забрали от матери и поместили в специальное место для таких детей. Ими занимался Храм. Но она была свободна.

— А ее мать?

— Ее продали, и она никогда не увидела дочку. Потом мою прабабку выдали за купца, их кровь была настолько же «густой» или «разведенной» — в зависимости от того, как на это посмотреть. Их сын сколотил состояние, торгуя шелком, вошел в сильнейшую семью, если говорить о ценности Крови Агара. Его дочь, а моя мать получилась еще лучше. Сложная история погрязшего в долгах дворянства и нуворишей с деньгами, у которых оказались выкуплены некоторые векселя… И родилась я, с кровью настолько чистой, чтобы попасть во дворец. А мой сын смог войти в Око.

Деана закусила губу.

— Зачем ты это мне рассказываешь?

— Потому что таких детей, как моя прабабка, — рожденных от соблазненных или изнасилованных владельцами рабынь, которые могут похвастаться Кровью Агара, — тысячи. Большинство из них вообще не отмечены Библиотекой, поскольку тогда хозяевам пришлось бы их освободить, а те не желают терять деньги. Эти рабыни даже не подозревают, что в какой-то малой своей части они — потомки авендери Агара. Потому может быть и так, что и сам Владыка Огня недоволен проливаемой нынче кровью. А потому не проклинай его, прошу, поскольку эта война наверняка ранит и его самого.

Варала закусила губу, а печаль, неуверенность и страх словно стерли с ее всегда совершенного лица маску спокойствия. А потом она добавила:

— Я просто хочу, чтобы ты знала, что во мне нет ненависти к рабам. Никогда не было. Но если они придут сюда с факелами и ножами, я стану с ними сражаться.

— Тогда тебе лучше взять несколько уроков. Расх охотно тебе их даст.

Мать Лавенереса удивила Деану насмешливой улыбкой.

— Я их уже беру. Вместе с остальными. И поверь мне, твоя подруга очень требовательна.

— Надеюсь. Мы платим ей немало денег.

Некоторое время они молчали.

— Не уезжай. — Варала сказала это совсем неуверенно, так, для проформы.

— Придется. Я не отпущу этих мясников одних. Один относится к нашим врагам высокомерно, а второй мечтает наполнить Тос их кровью. А потом вернуться во главе армии победителей и получить награду.

Взгляд старшей женщины прошелся по экхаару.

— Ты заметила? Справишься с ним?

— Справлюсь.

Вуар Сампоре забыл, что Соловьи, особенно простые солдаты, сдували пыль из-под ее ног. Но если бы он оказался тем, кто подавит восстание…

— Справлюсь, — повторила она с нажимом. — Будьте осторожны тут, пока меня не будет. Пусть Авелонея составляет доклады тебе и Сухи. У Эвикиата есть свои проблемы, он должен управлять княжеством и тянуть деньги из Горнодобывающей Компании. Или из другого места. От этого многое зависит. Впрочем, я поговорю с ним до выезда, потому что нынче мне в голову пришла еще одна идея. Город готов к обороне, необходимо только пополнить запас стрел в оружейных. Следите за Камбехией, я не доверяю той тишине на юге. Что еще могу тебе сказать…

Мать Лавенереса приложила ей ладонь к губам.

— Божий Огонь! Почти забыла. — Она сунула руку в декольте. — Письмо. Я должна была дать его тебе раньше, но сперва пришли новости из Помве, потом совет… Его мне прислали с просьбой передать тебе.

Деана осторожно взяла сложенную бумагу. На уголках ее были видны несколько цветных пятен.

— Что это?

— Сухи его проверял. Якобы можно пропитать бумагу отравой, потом читающий оближет палец или сядет поесть, не помыв рук… Якобы даже есть такие яды, которые убивают через кожу. Он приказал приносить к себе любое письмо, направленное тебе.

— Я так понимаю, что это письмо чистое.

— По крайней мере, так утверждает княжий отравитель.

Деана чуть улыбнулась.

— Чей это знак? — Она указала на лаковую печать с некой странной птицей.

— Имперского посла. — Варала чуть улыбнулась.

Деана задумалась. Сразу после ее визита в Око меекханский посол «заболел», и с этого времени Империя молчала. По сегодняшний день.

Лаковая печать сломалась, зашелестела бумага. Элегантный мелкий почерк открылся ее глазам.

— Ну вот. Наконец-то наш друг сделал ход. Но ты не поверишь, какая у него просьба.

— Как посмотрю, копать-то тут все горазды… Я прав? Что за искусство махать лопатой, да? Каждый дурак умеет. По крайней мере, так утверждал мой святой памяти батюшка, прижми Владычица его душу милосердно к своей груди.