– У нас сейчас небогато с продуктами, – сказала она, присаживаясь рядом. – И не сочти за жлобство, но буду признательна, если у тебя найдется чем заплатить.

– Все так плохо?

– Я бы покормила бесплатно, только мы едва сводим концы с концами. Люди на кухне который месяц трудятся почти даром. Давно бы ушли, да некуда. Боятся потерять работу и надеются на лучшие времена.

– И давно так?

– С полгода назад в город начали прибывать войска из разных стран. Твои соотечественники из Эльдмы и очень много флезахцев. Сперва было не так уж плохо, мест для того, чтобы всех расквартировать в бараках не хватало и их селили по постоялым дворам. За ночлег они правда не платили, зато вовсю сорили деньгами в гостином зале, соревнуясь друг с другом в щедрости оплаты песен прелестного барда, – девушка усмехнулась и горделиво поправила волосы. – Случались, конечно, и проблемы, но ничего серьезного. Вот только вскоре пришло распоряжение, дескать, и кормить их следует задаром. Многие постоялые дворы тогда разорились, получив заодно клеймо предателей от нашего драгоценного монарха. Мол нарушили его повеление, а при этом одна дорога. Нас бы, пожалуй, тоже ждала такая судьба, но у Чингиля было кое-что отложено на черный день, да и мои концертные пошли прямиком в дело. В общем, удалось кое-как удержаться на плаву.

– А где теперь все эти солдаты?

– Под Априлом устроили большой военный лагерь. Туда каждый день плавают по реке корабли, отвозя провизию. Только в городе теперь совсем пусто.

– Я это заметил, – вздохнул, вертя в руках подгнивший с одного бока персик. – К сожалению, заплатить мне пока нечем, Миалана, но я все равно терпеть не могу медовуху.

– Ладно уж, ешь. Не держать же тебя голодным. Главное, расскажи, как сумел выжить. Чингиль говорил о том, что ты отправился вызволять меня, но так и не вернулся. Мы думали, ты давно мертв.

– Я был похуже чем мертв. Только позволь пока поданимать вопросами тебя. Скоро во Льхоне многое изменится, и мне важно понимать, в каком состоянии город.

– Во Льхоне все стремительно катится в пропасть. Если здесь что-то и поменяется, то только к худшему.

– Собственный гарнизон также отправлен в лагерь?

Девушка пожала плечами.

– Понятия не имею. Хотя, кто-то наверно еще здесь, помимо стражи. Кабану пришлось вступить в ополчение сразу после восстания. До того его поймали в порту, да отобрали все сбережения. Тогда всех, кто пытался уехать, записывали в предатели. Помогло, что аандариец. Перед наследниками Империи здесь до сих пор лебезят. Так вот, он заглядывал пару недель назад.

– А что насчет гильдии воров?

– От нее не осталось и следа. Придя к власти, Ладмир первым делом отправил на тот свет всех, кто пытался им прежде манипулировать. Но только затем, чтобы возглавить разграбление страны.

– Не поверю, что преступный мир города полностью уничтожен.

– Скорее всего нет, – Миалана вновь пожала плечами и отпила из бокала медовухи. – Просто все сидят тише воды, ниже травы. Чингиль говорил, многие мелкие преступники перешли в городскую стражу. Она и прежде-то не являлась образчиком организации, следящей за порядком. От наемной охраны было куда больше толку. Но теперь и вовсе вместо бандитов.

– А сестры Альфар?

– Слышала их жутко изуродовали. Так чтобы отличались друг от друга. Одной сожгли волосы, подержав головой в камине, а другой просто порезали на клочки лицо. Знаю, что злорадствовать при таком гнусно, но может хоть теперь перестанут трахаться с чужими мужчинами.

Покачал головой, пытаясь переварить услышанное. Буквально все, за что я надеялся зацепиться во Льхоне либо оказалось мертво, либо пребывало одной ногой в могиле.

Что толку откачивать утопленника, со стрелой в животе? Ведь если он не помрет от воды в легких, на тот свет его отправит кровопотеря.

– А где Яла? – спросил я, достав из кармана ее фигурку. – Надеюсь, с ней-то хоть все в порядке?

– Я не хотела тебе говорить, – потупив взгляд, ответила девушка. – Но она спуталась с каким-то недоумком из Затмения. Культисты обосновались под церковью Святой Ассии в старых катакомбах. У них там теперь что-то вроде штаба. Яла не возвращалась уже несколько дней, только идти туда за ней – себе дороже.

Я тяжело вздохнул, закипая от ярости, а затем с силой ударил кулаками по столу и прокричал:

– Да вы здесь совсем охерели?!

Вопрос был адресован не Миалане, или Тихому месту, а всей этой агонизирующей земле, трусливо поджавшей хвост и не желающей жить даже самой себе во благо, однако девушка взглянула на меня испуганно, словно обвинял ее одну во всех бедах.

Рывком поднялся с кресла, достал из за пояса бутылку и сделав несколько жадных глотков, оставил ее на столе. Не говоря больше ни слова, вышел на улицу, да направился к церкви.

Значит мук одной дорогой мне женщины бритоголовым выродкам оказалось мало? Значит они решили искалечить разум и другой невинной жертве близящейся бури, вопреки разговорам взрослых упрямо строгавшей фигурки птиц и не желавшей верить, что Пятиликий давным-давно мертв.

Благо Затмение больше не таится. Никак желает легализоваться в городе?

Ну что же, я готов показать им, как выглядит настоящая легализация.

Двери храма были распахнуты настежь. Загодя обнажив меч, я вбежал по лестнице паперти и увидел впереди сидящего за столом культиста. Он даже не смотрел на меня, увлеченный созерцанием браслета из человеческих зубов.

Двинулся мимо.

Все же, заметив рядом постороннего, культист лениво протянул:

– Новый член?

– В вашей заднице, – походя бросил я, вонзив ему клинок в живот.

Изнутри церковь выглядела не лучше, чем снаружи, неся на себе следы разграблений и кощунств. Даже покрытый фресками высокий потолок эти ублюдки не поленились испоганить, добавив ликам святых нарисованные сажей рога, клыки да взлохмаченные бороды.

Вход на нижний этаж обнаружился быстро. За дверью стоял еще один культист отправившихся вслед за первым, однако на сей раз я действовал менее расточительно, зарядив его жизнью меч. Затем осенил себя ритуальным церковным знаком, попросив прощения у Иссии, за то, что проливаю кровь в священном некогда месте, да двинулся дальше.

Лезвие со свистом порхало в воздухе, погружая помещения в кромешную темноту, среди которой, благодаря все тому же мечу, я видел будто днем. То и дело на меня выскакивали бритоголовые культисты, кто с тесаком или дубинкой, кто с погасшей масляной лампой и обгаженными штанами, но один за другим они валились на пол, визгливо крича от боли.

Я сек руки и рубил головы, действуя словно отлаженный механизм, не оставляя противникам даже