отнюдь не страхом. Словно чудом проросший меж кустов репейника гиацинт. Сходство с последним придавали также просторная сиреневая рубашка, да темно-зеленые штаны.

Сделав шаг вперед, я провел пару коротких атак, надеясь прощупать оборону культиста, однако тот умело защитился дистанцией, двигаясь легко и непринужденно, будто танцуя. Новый удар встретил один лишь воздух, а затем фламберг запорхал столь стремительно, что свист ветра слился в непрерывный гул. Я парировал, отступал и уклонялся, поражаясь технике оппонента. Спасало лишь то, что культист всего-навсего изучал мою защиту, потому как ни один из его ударов, достигни он цели, не оказался бы смертельным.

– Кто ты, черт возьми, такой? – произнес я, едва пыл культиста поиссяк, и мы разорвали дистанцию.

– Хоттон Мурэ, временно исполняю здесь функции интенданта, – представился мужчина, делая шаг вперед.

На сей раз он бил куда опаснее, хоть и двигался не так быстро. Трижды я отразил укол, направленный точно в сердце, и несчетное количество ударов по конечностям. Противник менял стойки почти незаметно для глаз, будто бы перетекая из одной в другую, да бросался в атаку, не давая мне передышки.

В какой-то момент в проходе катакомб показалось с полдюжины крепких парней, наконец соизволивших присоединиться к драке, однако культист прикрикнул на них, да велел оставаться на местах.

– Так удовлетвори теперь и мое любопытство, – бросил Хоттон, после того как обрушился очередным градом ударов. – Что за человек явился к Затмению, снаряженный точно нильдхейм?

– А с чего ты взял, что нильдхеймом я не являюсь? – провел собственную серию ударов, намеренно размашисто и небыстро, делая вид, что устал.

– Затмение платит королю, чтобы не иметь проблем. С чего бы Ладмиру отступать от договоренностей, к тому же столь грубым способом?

– Времена меняются, ормадарец. Скоро Льхон преобразится, а за ним и весь Суурмаран.

Я рванулся вперед, умышленно пропустив режущий удар в предплечье. Чертов фламберг, с его волнообразным лезвием, при этом распорол руку до кости, однако Хоттон был вынужден отступить, оказавшись прижатым к стене. Он уже хотел сместиться влево, когда я снова полез в атаку, защищая верхней стойкой лишь голову и шею. Такое действие выглядело безрассудным и нелепым, не воспользоваться им мог лишь идиот, а идиотом мой противник явно не был. Все с тем же хладнокровным спокойствием и кошачьей грацией движений, он вонзил мне фламберг в живот, вогнав лезвие почти до середины, отпустил оружие, да ушел перекатом в сторону.

В глазах на мгновенье потемнело. Чудовищная боль грызла тело, разливаясь огнем по венам, да отдаваясь в груди тупыми спазмами, напрочь лишающими воли. Ох и до чего же жестока судьба, вновь и вновь заставляющая меня применять главную свою силу столь неприятным образом.

Хоттон смотрел разочарованно, надеясь, должно быть, завершить поединок куда эффектнее. Но что поделать, приятель? Я сюда явился не выступать в театре. Хотя один фокус показать все же собираюсь.

Ухватил клинок рукой и принялся доставать его из себя, мысленно проклиная кузнеца, сделавшего это сраное волнообразное лезвие. Вот бы жена ублюдка ненароком угодила в Исток и в качестве проклятия получила острые как бритвы края промежности.

Достав меч полностью, с размаху швырнул его под ноги и, свирепо скалясь, шагнул в сторону интенданта. Тот оторопело разинул рот, догадавшись наконец в какую угодил ловушку, однако в следующее мгновенье вскинул руки и произнес как ни в чем небывало:

– Ты победил, я сдаюсь!

– Надеешься избежать смерти, культист?

Хоттон отступал, продолжая держать руки ладонями ко мне.

– Только побоев. Я знаю, что ты не лишишь меня жизни.

– Откуда? – усмехнулся я.

– Тебе нужен кто-то, кто договорится с Затмением. Конечно, можешь попытаться убедить в необходимости подчиняться Ноголома, в скором времени он вернется с налета. Только учти, что этот увалень привык изъясняться погрубее, так чтобы большая часть речи оставалась матерной. Или Догра по прозвищу Каменные яйца, этот обожает долгие беседы, однако предпочитает вести их с калеными щипцами, и чтобы собеседник был покрепче связан. А еще…

– Достаточно, – бросил я, опустив оружие и остановившись. – Ты же говорил, что, согласно кодексу, все культисты будут стремиться меня прикончить.

– У Затмения нет никакого кодекса. Все его незамысловатые догмы построены на суевериях вокруг старой Имперской веры, объясняющих почему грабить, насиловать, убивать и жрать человечину – это вполне нормально. Я лишь собирался сразиться лично с достойным противником. Да и не хотелось губить молодняк.

– Допустим. Но с чего бы мне поверить, будто ты окажешься сговорчивее, чем те, о ком рассказал?

– Понятия не имею, – он вдруг усмехнулся. – Самому любопытно, отчего ты меня не убьешь. Я бы на твоем месте не стал оставлять в живых такого опасного противника.

– А собственно, что такой как ты делает бок о бок с Ноголомом и Догром Каменные яйца?

– Разве не очевидно? – пожал плечами Хоттон, опустив руки. – Обогащаюсь. К тому же голос разума в ватаге кровожадных дуболомов потребен куда больше, чем в благородной семинарии Ормадара.

Поразмыслив четверть минуты, я вздохнул и произнес:

– Пожалуй, дам тебе шанс, Хоттон Мурэ. Завтра за пару часов до полудня встретимся на нейтральной территории. К примеру, в гостевом зале постоялого двора Тихое место. Там я расскажу о новых правилах, по которым теперь будет жить Затмение. Подготовь к разговору заодно список тех, кто около года назад сумел раздобыть уйму магического скарба неподалеку от Финикового леса.

– Для чего?

– А вот и первое правило. Когда я говорю, ты не спрашиваешь, а запоминаешь, чтобы выполнить все в точности.

– Как угодно, – без тени иронии или недовольства произнес собеседник, почтительно кивнув.

– Если же явишься ни один или решишь не показываться вовсе, я вернусь, сломаю ноги Ноголому, оторву Догру его яйца, а тебе засуну фламберг так глубоко в задницу, что гораздо проще окажется вытащить его через рот. Я достаточно ясно выразился?

– Предельно.

– В таком случае пока выпустите из катакомб всех, кто не состоит в Затмении, будь то пленники или гости. И ты спрашивал, кто я такой? Так вот, меня называют Пятиликим.

Помимо Ялы, в подземелье находилось еще шестеро девушек, все в состоянии сильного опьянения или под действием наркотиков. Накинув капюшон с маской, дождался, пока им помогут выбраться на поверхность, удостоверился в том, что Яла может идти самостоятельно и лишь после этого двинулся прочь, собираясь заглянуть в одежную лавку да сменить опостылевшую мантию на нормальную одежду. Пораженный визитом окровавленного с ног до головы нильдхейма, торговец собирался отдать все даром, но я честно заплатил за товар, разве что чуть меньше названной суммы, помня традиции этих мест торговаться за каждый медяк. Простая