чем на мошкару, вьющуюся в теплом вечернем воздухе. Не изменил он этому обыкновению и теперь, подумав лишь, что надо бы попросить Кривошеина связаться с ГИБДД, чтобы установили в переулке пару-тройку запрещающих знаков и недельку подежурили здесь с пачкой штрафных квитанций и эвакуатором, дабы всякому отребью впредь было неповадно ставить свои драндулеты прямо у него под окнами.

Он уселся за стол, но даже не попытался сосредоточиться на текущих делах. Все, на что он был способен в данный момент, это ждать, нетерпеливо поглядывая то на часы, то на молчащий телефон. Телефон молчал по его собственному указанию: он лично попросил Кривошеина не донимать его всякими «вышли на позицию» и «ведем наблюдение», ограничившись коротким докладом по существу, когда дело будет сделано.

Помимо всего прочего, заняться делом ему мешал внезапно забарахливший компьютер. Он выдавал на экран какие-то непонятные уведомления и намертво зависал всякий раз, когда от него требовалось что-то более сложное, чем разложить пасьянс «Косынка». При этом системный менеджер Лисовский, который мог в два счета решить эту проблему, как в воду канул. Его не было на рабочем месте уже второй день, на звонки он не отвечал, а Кривошеин в ответ на вопросы о нем только разводил руками: ума не приложу, куда он мог подеваться! Домой к нему ездили, нет его дома, мать с ума сходит, уже все морги и больницы обзвонила, а от него ни слуху, ни духу. Может, загулял?

При этом морда у начальника службы безопасности была даже более непроницаемая и каменная, чем обычно, что заставляло Александра Леонидовича усомниться в его искренности. А с другой стороны, чем мог не угодить Кривошеину сисмен Сережа, которому тот подчеркнуто благоволил? Да и черт с ними с обоими, пусть сами между собой разбираются. Помер – похороним за счет компании, загулял – уволим без выходного пособия, на его место десяток других найдется, только свистни, этих программистов нынче развелось, как блох на бродячей собаке…

Пока Александр Леонидович убивал время, предаваясь ленивым размышлениям обо всем и ни о чем, в вестибюле офиса мало-помалу набирал обороты небольшой, местного значения, скандал. Приехавший на старом бежевом «пассате» человек позвонил в запертую на ключ стеклянную дверь. Охранник на входе, углядев сквозь стекло синий прокурорский китель с погонами младшего советника юстиции, беспрепятственно пропустил представителя надзорных органов в вестибюль. Однако когда выяснилось, что следователь желает видеть не кого попало, а самого Большого Босса, занял круговую оборону: Александра Леонидовича на месте нет, и когда он будет, и будет ли вообще, неизвестно – ему, охраннику, сами понимаете, никто об этом не докладывал.

Они препирались, стоя лицом к лицу, но отсутствие очков, усов и бороды в сочетании со сверкающим звездами, значками, пуговицами и нашивками прокурорским кителем застило охраннику глаза, помешав разглядеть в лице визитера явное сходство с фотографией, сделанной веб-камерой в день похорон Марка Анатольевича Фарино. Фотография, закатанная в прозрачный пластик, лежала у охранника во внутреннем кармане, но думал он сейчас не о ней, а о резиновой дубинке, которой, если б не прокурорский китель, с наслаждением отходил бы назойливого посетителя по хребту. Но китель был тут как тут, а находившийся внутри него субчик становился все настойчивее, и дело кончилось тем, что на столе у Александра Леонидовича Вронского зазвонил телефон.

Вронский вздрогнул, подумав: «Как, уже? Так скоро?», – но тут же спохватился: звонил не городской радиотелефон и не мобильный, а стоящий на углу стола нарочито громоздкий и архаичный аппарат селекторной связи с тяжелой эбонитовой трубкой, трескучим диском и желтоватыми, под слоновую кость (а может, и впрямь костяными) клавишами. Вполголоса чертыхнувшись, он снял трубку.

Звонила секретарша.

– Александр Леонидович, к вам посетитель, – интимным полушепотом прошелестела она.

– Какой, к дьяволу, посетитель?! – немедленно взъярился Вронский. – Сказано же было русским языком: меня нет! Вы что, с ума там все посходили?

– Он из прокуратуры, – сказала секретарша таким тоном, словно это все объясняло. – По делу Марка Анатольевича.

– Да хоть из администрации президента! – рявкнул Вронский, немедленно подумав, что, пожалуй, чуточку хватил через край: Кремль – это тебе не какая-то прокуратура, с Кремлем шутки плохи. – Нет – значит, нет. Ни для кого нет, даже для господа бога. Уехал я, так откуда мне взяться в пустом кабинете?

– Охранник так ему и сказал, – вместо ожидаемых извинений обиженно объявила секретарша. – А он утверждает, что собственными глазами видел вас в окне, когда подъехал, и грозится в следующий раз прийти с ордером…

«Вот с ордером пускай и приходит», – хотел сказать Александр Леонидович, но вовремя поймал себя за язык. С учетом всех обстоятельств дело об убийстве Марка следовало как можно скорее и тише замять, дабы милиция и прокуратура не путались у Кривошеина под ногами, мешая решать проблему наиболее эффективным методом. Поэтому ссориться с прокуратурой не следовало. Конечно, с их стороны это отъявленное свинство – вот так, без предупреждения, являться в офис к занятому, важному человеку и, стуча кулаком по столу, требовать немедленной встречи. Еще бы повестку прислали, ей-богу! Но что поделаешь, если у людей не хватает ума понять простые вещи? Не расстреливать же их за это, в конце-то концов. И не потому не расстреливать, что жалко, а потому, что на их место сразу же придут другие – еще хуже, еще тупее…

– Черт, до чего же некстати, – сказал он в трубку.

Секретарша промолчала, но в ее молчании Вронский отчетливо расслышал независимое: «А я-то здесь при чем?»

– Ладно, скажите охране, чтобы пропустили, – сдался он. – Все равно ведь не отстанет.

– Это факт, – тоном авторитетного эксперта подтвердила секретарша.

Александр Леонидович хотел на нее рявкнуть, чтоб знала свое место и не распускала язык, но она уже повесила трубку.

– Сука, – сказал Вронский.

Как всегда в подобных случаях, ему захотелось вышвырнуть эту чересчур много о себе возомнившую корову на улицу, но он, опять же как всегда, взял себя в руки: секретаршей она была отменной, а если говорить о личных пристрастиях, то трудовое законодательство строго-настрого запрещает принимать на постоянную работу лиц, не достигших шестнадцатилетнего возраста.

На столе у охранника деликатно квакнул внутренний телефон. Охранник снял трубку, послушал, косясь на посетителя, а потом неохотно отступил с дороги и буркнул:

– Проходите. Третий этаж, по коридору налево.

Этим он,