Огромное войско вышло из Дифлина и зашагало по деревянному мосту. Хотя доспехи ирландцев и викингов сильно отличались, вооружены они были примерно одинаково: вместе с привычными копьями и мечами кельтские воины несли и скандинавские боевые топоры. Были среди них и лучники, вооруженные отравленными стрелами; ехало и несколько колесниц для главных военачальников. Однако битву можно было выиграть не маневрами, а только рукопашной схваткой огромного количества людей. Провожая их взглядом, Килинн даже не пыталась считать, но ей показалось, что солдат было намного больше двух тысяч.

Над водой еще висела легкая дымка, когда они миновали мост, и издали казалось, что они плывут вдоль дальнего берега, словно несметное воинство призраков. Вдалеке справа Килинн заметила движение в лагере Бриана Бору, а еще дальше, на склонах, можно было различить огромное войско короля Тары.

Килинн снова спросила себя: как ей следует поступить? Дорога была свободна. После ухода армии городские ворота остались распахнутыми. Мост опустел. Воины на дальнем берегу быстро уходили вперед и вскоре окажутся в двух милях отсюда, если не больше, лагерь короля О’Нейла был примерно на таком же расстоянии. Если решиться прямо сейчас, можно поехать по старой дороге и уже меньше чем через два часа оказаться в поместье Харольда. Когда начнется сражение, такого удобного случая может и не представиться. По крайней мере, путь точно будет отрезан. Так что сейчас или никогда.

Так ехать ей или нет? Ее сын считал, что непременно ехать. Хотела ли она этого? В последние дни Килинн почти ни о чем другом и не думала. Если ей суждено было еще раз выйти замуж, то человека лучше Харольда она просто не знала. Она тоже стала бы ему хорошей женой и могла признаться самой себе, что мысли о нем не раз заставляли сильнее биться ее сердце. Килинн влекло к этому мужчине. Отрицать было бы бессмысленно. Любила ли она его? Когда она увидела дым и огонь над Фингалом и подумала о норвежце и его поместье, ее охватил безумный страх и нежность к Харольду, и только потом она напомнила себе, что он находится под покровительством короля Тары и его имению, скорее всего, ничего не грозит.

Но теперь, видя, как дифлинцы идут в бой, она решила: каковы бы ни были ее собственные чувства и что бы ни говорил ей старший сын, ее главный долг – защитить младших детей. Она должна все как следует продумать. И по возможности хладнокровно.

Сегодня Страстная пятница. Если повезет, исход сражения может решиться еще до темноты. Если Бриана Бору разобьют, брак с Харольдом окажется просто глупостью. Но если он победит, у нее останется всего один день до Пасхи, чтобы добраться до норвежца. Конечно, его могут и убить. Или он может решить, что она нарочно оттягивала время. Но к чему гадать? Ведь сказано было: до Пасхи, значит, до Пасхи. А как мать, она видела только один разумный выход.

Решение было принято, и уже вскоре Килинн верхом на гнедой кобыле и следом двое ее детей, тоже на лошадях, медленно выехали из Дифлина и направились к деревянному мосту. Перебравшись на другую сторону, они свернули на тропу, ведущую к небольшому холму, откуда она могла наблюдать за сражением. Ведь только от его исхода зависело, скакать ли ей во весь опор к человеку, которого она любила, или благоразумно вернуться в Дифлин.

– Давайте молиться, дети, – сказала она.

– О чем, мама? – спросили они.

– О скорой победе.

Они выстроились в три большие линии. В первом строю, в центре, шли люди из клана самого Бриана, и вел их один из его внуков. За ними следовали воины Манстера, и замыкали колонну силы Коннахта. С обоих флангов армию защищали скандинавские отряды Оспака и Волка-Забияки. А напротив, со стороны реки Толки, в таком же порядке приближались воины Ленстера и Дифлина.

Ничего подобного Моран никогда не видел. Он находился всего в нескольких шагах от Бриана. Личная стража соорудила вокруг короля защитную загородку, готовая в любую минуту поднять щиты и создать непробиваемую стену. Они находились на небольшом возвышении, что позволяло им видеть все, что происходит внизу.

Моран вдруг подумал, что можно было бы проехать в колеснице по шлемам воинов от одного фланга до другого – настолько плотно сомкнулись ряды. В воздух взметнулись боевые знамена, и теперь десятки полотнищ развевались на ветру. Огромный красный дракон на флаге, который возвышался над самым центром вражеского войска, казалось, вот-вот поглотит все остальные знамена, а стяг над кланом короля Бриана под порывами ветра хлопал так неистово, словно черный ворон, изображенный на нем, клекотал от ярости.

Как только враг перешел через Толку, грянули боевые кличи. Сначала раздавались леденящие кровь выкрики одного или нескольких воинов, но уже скоро они слились в единый могучий рев целого строя, который тут же подхватывал следующий строй. Пока противники сближались, рев не смолкал ни на минуту. А потом из сердцевины кельтского войска вырвался мощный поток дротиков, следом за ним еще один. И тогда обе армии с оглушительным криком ринулись навстречу друг другу и столкнулись. Раздался устрашающий лязг металла.

Моран посмотрел на людей рядом с собой. Король сидел на широкой скамье, покрытой шкурами. Он не отрывал глаз от поля сражения, его сосредоточенное лицо казалось удивительно помолодевшим, несмотря на глубокие морщины и седую бороду. Рядом, в ожидании приказов, застыл его преданный слуга. За спиной короля стоял бледный, как призрак, монах Осгар. Несколько гвардейцев были наготове, чтобы доставить войскам любой приказ, который Бриан решит отдать. Он уже отправил своему сыну одно или два распоряжения, которые касались расстановки сил. Теперь оставалось только наблюдать и ждать.

Моран не стал бы винить Осгара за его страх. Да и как было не испугаться. Наводящие ужас воины Бродара могли в любую минуту прорвать строй кельтов и ринуться к ним. Ему даже показалось, что в одном месте, где схватка была особенно жестокой, викинги уже побеждают. Но неожиданно знамена из самого центра кельтской армии качнулись вперед, и воины, выстроившись в клин, двинулись в ту сторону.

– Это мой сын, – с гордостью сказал Бриан. – Он одинаково хорошо владеет мечом обеими руками.

Некоторое время казалось, что воины Бродара продолжают наступать, но вскоре стало ясно: ни у одной из сторон нет явного преимущества. Место павших тут же занимали воины из следующего ряда. Схватки становились все яростнее, все ожесточеннее; слышался громкий лязг мечей, скрежет топоров, в воздух взмывали столбы искр. Боевые крики становились все злее. Звук ударов заставлял Морана морщиться. А Осгар, как завороженный, расширенными от ужаса глазами смотрел прямо перед собой. Страх монаха был так силен, что даже Бриан Бору, вероятно почувствовав его, через какое-то время обернулся и сказал Осгару с улыбкой:

– Прочитай нам какой-нибудь псалом, брат Осгар. Бог на нашей стороне. – Он протянул руку к лежавшей рядом сумке и достал из нее книгу. – Видишь, – добавил он, – я даже взял с собой твои Евангелия. И буду на них смотреть, пока ты читаешь.

Старый король так и поступил, чем несказанно удивил и восхитил Морана.