– Ты ведь понимаешь, – сказал он, – что для нас как для семьи было бы лучше всего иметь своего человека в каждом из лагерей, чтобы мы смогли помочь друг другу при любом исходе. Я, разумеется, буду в лагере Ленстера, но если ты будешь с Харольдом…

– Ты хочешь сказать, – с горечью произнесла Килинн, – что мне следует перебраться в лагерь Бриана?

– Ну, не совсем так. Просто Харольд – друг Морана, а Моран… – Арт пожал плечами. – Ну, это не важно, матушка. Я ведь знаю, что ты этого не сделаешь.

Будь они все прокляты, думала Килинн. Прокляты. Впервые в жизни она действительно не знала, что ей делать.

Церковная служба в честь дня Входа Господня в Иерусалим уже началась, когда на причале появился некий человек. Слегка сутулясь, он шел вдоль строя кораблей, направляясь к одному из них. Его товарищи разбрелись кто куда. Да они и не были товарищами – так, встретились в одном походе, а потом могли никогда больше не увидеться. Но ему было все равно. В друзьях он не нуждался. Когда он шел по деревянному настилу причала, губы его кривились в усмешке.

Он жил во многих местах. Трое его сыновей выросли в Уотерфорде, но несколько лет назад он поссорился с ними и с тех пор почти их не видел. Они стали уже совсем взрослыми, и больше он ничего им не был должен. Впрочем, когда они были еще детьми, он им кое-что дал.

Он ходил на торговых судах и какое-то время жил с одной женщиной из небольшого портового городка на реке Бойн. Местные, из тех, что говорили на кельтском, прозвали его Дуб-Гэллом – темным чужаком, за его смуглую кожу. Даже его женщина называла его «мой Дуб-Гэлл». Это очень веселило его товарищей, и вскоре его имя стало известно и в других местах, и даже в Уотерфорде его сыновей стали называть детьми Дуб-Гэлла. Теперь это прозвище перестало его забавлять. На ладье его звали настоящим именем: Сигурд.

В последние несколько лет он вел бродячую жизнь, был и наемником. В Дифлин он прибыл накануне вечером, вместе с Бродаром, которого наняли короли Ленстера и Дифлина. А улыбался он не потому, что его ждали щедрая плата и возможность хорошенько поживиться, а потому, что совсем недавно узнал весьма приятную новость.

Харольд Норвежец, этот рыжий мальчишка-калека, был все еще жив.

Все эти годы он помнил о Харольде и часто представлял себе их встречу. Но забот в жизни и без того хватало, а судьба все никак не сводила их вместе. С возрастом его ненависть к норвежцу приобрела новые краски. Если в юности он горел желанием во что бы то ни стало убить проклятого хромоножку, чтобы отомстить за свой род, то теперь, когда стал зрелым мужчиной, одного убийства ему уже было мало. С жестоким наслаждением он представлял себе боль и унижение, которым он мог подвергнуть своего заклятого врага. Последние несколько лет эта мысль неотступно преследовала его, не давая покоя, словно незавершенное дело или неоплаченный долг.

И вот жизнь распорядилась так, что он отправился в Дифлин, чтобы принять участие в битве. Обстоятельства складывались как нельзя лучше. Конечно же, всю дорогу он думал о Харольде. Но только когда Сигурд ступил на тот самый деревянный причал, где они впервые встретились, все его детские чувства внезапно нахлынули на него с неистовой силой. Сигурд решил, что это судьба. Норвежец должен умереть. Лишь покончив с этим раз и навсегда, он сможет вернуться в Уотерфорд, найти своих сыновей, которые ничего не знали об этой старой истории, и рассказать им, что он сделал и почему, и, возможно, даже помириться с ними.

Ему не понадобилось много времени, чтобы разузнать все о Харольде на улицах Дифлина. Сначала, когда он спрашивал о хромом крестьянине, он лишь наталкивался на недоуменные взгляды, пока наконец один купец с Фиш-Шэмблс, услышав вопрос, не воскликнул радостно:

– Ты о Норвежце? О том, у которого большое поместье в Фингале? О, это богатый человек. Важный человек. Он твой друг?

Сигурд, хотя и торговал, и сражался, и пиратствовал по всем северным морям, разбогатеть так и не сумел.

– Был моим другом много лет назад, – ответил он, тоже улыбаясь.

Вскоре торговец уже рассказывал ему все, что Сигурду нужно было знать: о том, что Харольд вдовец, сколько у него детей и где именно находится его большое поместье.

– У него влиятельные покровители, – добавил торговец. – Сам король О’Нейл ему благоволит.

– Значит, он может выступить против нас?

– Сомневаюсь. Разве что его вынудят. А вот его сыновья могут.

Если Харольд со своими сыновьями окажется в битве по другую сторону, тем лучше, решил Сигурд. Уж он сумеет к ним подобраться. Если же нет, он найдет их после сражения, в поместье. Хорошо бы застать их врасплох, и сыновей тоже убить, чтобы изничтожить весь этот проклятый род под корень. Тогда он сможет отвезти за море не только голову Харольда, но и головы его выкормышей.

Кривая улыбка по-прежнему не сходила с его лица. Он с нетерпением ждал, когда начнется сражение.

К полудню того же дня Моран добрался до лагеря Бриана.

Король Манстера решил остановиться на северной стороне устья. К востоку от лагеря лежал мыс Бен-Хоут. Невдалеке на западе протекала Толка, стремясь к берегу Лиффи, где рядом с небольшой рощицей примостилась деревушка Клонтарф. По-кельтски это означало Бычье поле, хотя если на пастбище раньше и паслись быки, то их владельцы весьма предусмотрительно увели их подальше еще до прихода сюда армии Бриана. Место для лагеря было выбрано очень удачно. Небольшие холмы давали преимущество в обороне, к тому же, чтобы добраться сюда из Дифлина, нужно было перейти не только Лиффи, но и Толку.

Въехав в лагерь, Моран был немало удивлен. Первыми, кого он увидел, были вовсе не манстерцы и коннахтцы, а норманны с лицами настоящих головорезов. Никого из них он никогда прежде не видел. Найдя одного знакомого офицера, Моран спросил у него, что это за люди.

– Это наши друзья, Моран. Оспак и Волк-Забияка. Гроза морей, как говорят. – Он усмехнулся. – Если король Дифлина может призвать помощь из далёка, почему бы королю Бриану не ответить ему тем же? Согласись, наш старик своей хитрости не утратил.

– Они похожи на пиратов, – заметил Моран.

– У Дифлина свои пираты, у нас – свои, – с довольным видом ответил офицер. – Победить любой ценой. Ты ведь знаешь Бриана. Кстати, а где король Тары?

– Скоро будет, – ответил Моран.

Бриана он нашел в центре лагеря, король сидел в большом шатре на стуле, покрытом шелком. Он казался немного уставшим, но бодрости духа не терял.

Моран поспешил извиниться за своего друга:

– Когда мы переходили через ручей, его лошадь споткнулась, и он упал. А с его больной ногой… В общем, я отправил Харольда домой.

По взгляду короля Моран понял, что тот не поверил ни единому слову, но, вероятно, забот у старого правителя и без того хватало, чтобы допытываться до истины. Больше всего Бриана интересовали новости о короле О’Нейле, и он внимательно слушал подробный отчет Морана.