Хелен сделала шаг назад и заметно побледнела.

– Так вот, она не умерла, Хелен, – огорошила ее Ким. – И сможет вас опознать.

Голова психолога стала медленно раскачиваться из стороны в сторону, как будто ее мозг не мог смириться с тем, как жестоко она просчиталась.

– Да и одежду сюда надо было как-то доставить, правда? – Стоун с трудом сдерживала ярость. – Подумать только, вы ходили по участку и раскладывали части одежды так, чтобы родители могли их отыскать… Как у вас совести на такое хватило?

Задав вопрос, она не стала дожидаться ответа.

– А вот вам и последняя улика. Последний гвоздь в ваш гроб был забит, когда у вас удивительно вовремя заработала память. Вы ведь на это рассчитывали с самого начала, не так ли? И считали, что таким образом сможете достичь вашей цели? Ваши неожиданные воспоминания окажутся ключом к обнаружению места, где содержали девочек. А потом вы станете всеобщим героем, верно, Хелен? И у кого поднимется рука отправить в отставку офицера, так много сделавшего для возвращения двух девочек в лоно их семей? Вы приговорили Чарли и Эми к целой неделе невероятного ужаса только для того, чтобы стать таким героем и сохранить вашу гребаную работу. Неужели вы думали, что ваши подельники просто возьмут и покинут ферму, когда вы им об этом скажете? Они что, должны были оставить девочек живыми, а потом исчезнуть так, чтобы некому было вас опознать? – В вопросе Ким прозвучало сильное недоверие. – Вы действительно были уверены, что они так и поступят?

– Этим девочкам никогда ничто не угрожало, – запротестовала Хелен.

– Боже, да вы и сейчас ничего не поняли, да? – не выдержала Ким. – Они собирались убить этих детей. Единственная мотивация Уилла заключалась в деньгах, а Симзу он обещал жизнь девочек.

Теперь психолог нахмурилась. Еще одна ошибка. А чего она вообще ждала от Уилла – лояльности и доверия?

– Нет… нет… и нет…

– И для чего все это, Хелен? – спросила Стоун, делая шаг в ее сторону. – Неужели отставка так сильно повлияла на вас, что вы решились на такое?

– Вы должны это знать, Ким, – негромко произнесла женщина.

– Знать что?

Наконец Хелен посмотрела ей прямо в глаза. У нее был холодный и жесткий взгляд.

– Всю свою жизнь я отдала этой работе. Каждый свой час я отдавала Службе. Выполняла все, что мне приказывали. У меня нет ни мужа, ни семьи – только эта работа. И вот я должна была ее лишиться. Я попросила разрешения продолжить службу, но мне отказали, хотя каждый год набирают все новых и новых офицеров… Меня выбросили на улицу в тот момент, когда у меня уже не было никаких шансов. Я слишком стара, чтобы заводить детей. Выгляжу я так себе. Так что через два месяца стану ничем. Женщиной, которая бродит по супермаркету в надежде, что кто-то с ней заговорит… Вы, Ким, сами требовали доказательства того, что девочки живы. А как мне было доказать, что я тоже живой человек?

На лице психолога появилась полуулыбка.

– Вам все это еще предстоит пережить, Ким. Вы так на меня похожи. Вы вложили всю свою душу в это расследование. Не забыли еще собственный адрес? У вас есть любимый человек, ребенок или, на худой конец, домашний питомец? Могу поспорить, что нет, потому что вы позволили Службе полностью завладеть вами; и через двадцать лет, когда вам будет столько же…

– Я никогда не буду сожалеть о своих решениях. – Ким подошла к женщине вплотную. – И никогда не поставлю под угрозу жизнь детей и не буду измываться над их семьями, если у меня что-то не получится, потому что я не психопатка и не такая злобная сука, как вы. И потом, у меня есть собака.

Лицо Хелен исказила ярость. Она, вытянув руки, бросилась вперед, целясь Ким прямо в горло.

Инспектор сделала шаг в сторону, и женщина упала на пол.

Ким сверху вниз смотрела на распростертую фигуру той, из-за которой девочки чуть не расстались с жизнью.

– Вам надо попрактиковаться до тюрьмы, потому что там вы наверняка будете всеобщей «любимицей».

Доусон стоял перед входной дверью и собирался с духом, чтобы постучать. Он разбирался в тонкостях отношений в бандах больше, чем готов был в этом признаться, потому что навсегда запомнил то, что произошло с ним в молодости.

Через два дня после его пятнадцатого дня рождения группа подростков, которые были старше его на год, вдруг прекратила обзывать его «жирдяем», «пухлым» и другими кличками, которыми обычно клеймят толстяков. Вместо этого они с улыбкой пригласили его к себе на посиделки. Он должен был встретиться с ними на Крэдли-Хит-Хай-стрит после школы. Тот день на занятиях был самым счастливым днем в его жизни.

Они ждали его перед рынком и встретили улыбками и братскими похлопываниями по спине. Минут десять они болтали с ним, и он почувствовал наконец свою принадлежность к команде.

Потом Кевин заметил, как главарь, Энтони, кивнул в сторону старушки, которая передвигалась с помощью двух костылей. Двое из четверых подростков подбежали к женщине и выбили у нее из рук правый костыль. А пока она пыталась сохранить равновесие, Энтони подбежал к ней и сорвал у нее с правого плеча сумку.

Повинуясь инстинкту, Доусон тоже побежал. К тому моменту, когда он добежал до женщины, она уже лежала на земле. Что-то заставило его взглянуть ей в лицо – он подумал, что она ударилась головой и умерла. Кевин посмотрел ей в глаза, которые были полны ужаса. И понял, что жизнь этой женщины уже никогда не будет прежней.

И только оказавшись в безопасности своего дома, Доусон понял, для чего его вообще пригласили. Он был действительно толстым. И не мог бегать так же быстро, как все остальные. Так что при любой погоне его поймали бы в первую очередь.

Стыд сжигал его многие месяцы и стал забываться только параллельно с уменьшением его индекса массы тела[76]. А вот память об ужасе в глазах женщины осталась с ним навсегда.

Он понимал, почему Дивэйн Райт стал частью банды, но кое-кто предал его самым подлым образом.

Доусон глубоко вдохнул и постучал три раза.

Дверь медленно открылась.

Перед ним опять стояла Шона Райт, и в глазах у нее светился неподдельный страх.

– Я могу поговорить с вами и с вашим отцом?

На этот раз в ней не было ни пренебрежительности, ни чванливости. Кевин прошел за девушкой в гостиную, где на полу, скрестив ноги, сидели ее две младших сестры. Перед ними стояла корзинка для пикника, и они не отрываясь смотрели в телевизор.

– Рози, Мариша – идите в свою комнату, – сказала Шона, выпроваживая их из гостиной.

Вин сидел на дальнем конце дивана.

Шона встала перед закрытой дверью. Доусон какое-то время смотрел на них, пока не решил начать с Вина.