Командиры смогли остановить поспешное бегство воинов и призвать их к порядку. Послышались команды к наступлению для конницы, настал и её черёд.

Пешие воины отступили в тыл между рядами конницы. Один всадник выехал вперёд и начал петь песнь Роланда[28], подбрасывая свой меч в воздух и ловя его. Это был Талье, звонкоголосый рыцарь. Его громкое «Айо!» подстегнуло воинов герцога, и они мощными голосами подхватили припев. Талье поскакал галопом впереди всех, всё ещё продолжая ловко играть своим мечом. В последний раз он поймал его, покрепче уселся в седле, направил коня прямо на насыпь. Под напором она поддалась и рухнула, и вот он уже среди врагов рубит и режет их своим мечом. Его голос зазвенел на самой высокой ноте песни, вражеские мечи со всех сторон окружали его, и вдруг он упал, сражённый сразу десятком ударов.

Рыцари и бароны вслед за ним бросились преодолевать канаву; на крики норманнов «Герцог!» и «Тюри!» саксы отвечали столь же дружным «Оут! Оут!». На правом фланге отчаянно-храбро атаковал Роберт де Бомон, отстаивая своё право называться героем. Ближе к центру лорд Мулине ла Марш сражался с такой жестокостью, что впоследствии его стали называть Вильгельмом Кровавым.

На передовой линии развевались золотые львы Нормандии. Тустан держался рядом с герцогом, сжав зубы, он отчаянно вцепился в древко знамени. Мортен сражался возле своего брата, ни топор врага впереди, ни товарищи, наступавшие сзади, не могли заставить его отступить хотя бы на шаг от Вильгельма. Ужасный удар, нацеленный на него, достался его лошади, и она упала. Мортен вскочил, освободив свои ноги из стремян. Рауль крикнул ему:

— Возьми мою, Мортен! Давай! Давай!

Он выбрался из схватки и соскочил со своего боевого коня. Мортен схватил уздечку, коротко поблагодарил Рауля и вскочил на коня. Один из людей Рауля пробился к нему и бросил ему в руки уздечку своей лошади.

— Возьмите, хозяин.

Рауль вскочил в седло.

— Спасибо, парень. Выбирайся-ка отсюда. — Он вставил ноги в стремена и, пришпорив коня, снова устремился в центр схватки.

Вдруг люди заволновались. На левом фланге, там, где бились воины из Бретани и Мансо под командованием Алёна Фержена, произошло замешательство. Им теперь противостояли лишь необученные простолюдины, но эти мирные люди были переполнены ненавистью к захватчикам, и неимоверная сила их ударов заставила бретонцев трепетать. Их воля была сломлена, и они отступили. Командиры орали на них, стараясь заставить их наступать, били лошадей плоской стороной меча, но шквал камней и топориков довершил успех англичан. Левый фланг повернул, и рыцари в полном беспорядке понеслись вниз по склону, сметая своих же пеших воинов, которые снова выстроились позади них для наступления.

— Милорд, милорд, бретонцы отступают! — Рауль рвался вперёд, стараясь приблизиться к Вильгельму. — Назад, ради Бога, назад!

В центре и справа всадники уже стали уступать смертоносному напору топоров саксов. Герцог отдал приказ отвести конницу, а сам поехал вниз по склону к тому месту, откуда ему была бы видна вся линия фронта. Его конница отступала организованно, но лошадь Тустана была убита копьём, попавшим ей прямо в грудь, и люди, глядя по сторонам, не видели своего штандарта с золотыми львами. Тут же распространился слух, будто герцог Вильгельм убит, дружиной завладела паника, сдавленный крик прокатился по рядам.

— Он жив! Он жив! — закричал Гилберт де Офей.

Герцог снял свой шлем и галопом проскакал вдоль линии фронта, крича:

— Я здесь, смотрите на меня! Я ещё жив, и с Божьей помощью мы победим!

Камень просвистел мимо его уха, Фиц-Осберн схватил его боевого коня за уздечку и оттащил вниз, в безопасное место.

Кто-то дал Тустану нового коня, «золотые львы» опять гордо реяли над головами нормандских воинов, и они воспряли духом.

В тылу армии те, кто был в ответе за запасных лошадей и оружие, видели бегство левого фланга и так переполошились, что начали отступать. Вслед за ними бросился всадник на коне, на ветру трепетал его белый стихарь.

— Немедленно остановитесь! — кричал епископ Байо. — Мы победим! — Он подозвал своих людей и скомандовал: — Придержите этот сброд! Сделайте так, чтобы они с места не сдвинулись.

Теперь на левом фланге вновь возникло какое-то движение. Английские простолюдины, видя, как их враги в панике отступают, с радостными криками выскочили из-за насыпи и неорганизованной толпой начали преследовать бретонцев.

Герцог заметил этот промах и развернул свою конницу. Под предводительством Нила Котантенского и лорда Мойо центр атаковал фланг простолюдинов. Плохо вооружённые, не защищённые кольчугами крестьяне почти все до одного тут же были изрублены на кусочки. Бретонцы перестали отступать, и их командиры, приведя ряды в некоторый порядок, снова бросили их в бой, чтобы они помогли в атаке, которая к тому моменту уже была практически завершена. Более половины воинов с правого фланга английского войска были убиты в этой короткой схватке. Нормандская конница отошла назад, оставив после себя поле, покрытое телами убитых, развернулась и снова заняла своё место в центре.

Тем временем как бретонцы снова выстраивались для атаки, все остальные получили столь необходимую передышку, и те, кто потерял своих боевых коней в первой атаке, садились на новых лошадей, приведённых оруженосцами.

Ряды норманнов поредели. Вильгельм де Вьепон, Рауль, сын Тессона, и многие другие были убиты, и их тела теперь распластались там, на склоне холма. Гилберта де Харкорта ранили в ногу, но он крепко обвязал её своим шарфом и, казалось, чувствовал себя как ни в чём не бывало.

Одо подъехал к Раулю и проворчал:

— Да, это кровавое сражение, клянусь своей головой! Я думаю, ты привык к таким схваткам, а?

— Такого страшного боя ещё никто никогда не видел, — отвечал Рауль, стирая пятна крови со своего меча; его руки слегка дрожали, на щеке застыли капли крови, а кольчуга была разорвана на плече.

Посланники герцога вновь поскакали вдоль рядов; барабаны забили сигнал ко второй атаке; снова конница поскакала вверх по склону. Уже почти совсем разрушенный и осевший бруствер на этот раз был окончательно сметён, но всадникам преградила путь стена из щитов и копий. Они волной налетели на неё и тут же отхлынули. Канава уже доверху наполнилась телами убитых, искалеченных настолько, что их невозможно было узнать, здесь же валялись шлемы, мечи, доспехи. То там, то тут под копыта нормандских всадников падал убитый сакс, но ни разу не дрогнули щиты в руках отважных англичан, а их топоры разили всё с той же сокрушительной силой.