— Можешь сказать, что это? — поинтересовался врач. — Любопытно было бы узнать.

— Это религия, — ответил Джордан.

— Что?

— Я очень религиозен. Я католик.

— Что-то я не совсем понимаю.

— Ну куда уж вам, — отозвался Джордан. — Вы ведь еврей. Мозгоправы чаще всего евреи. По крайней мере, те, с которыми мне довелось встретиться.

— Я считаю, что это хороший знак. Что у тебя глубокое религиозное чувство.

— Спасибо, — сказал Джордан, поднявшись со своего места. — Теперь я могу идти?

— Конечно нет, — отрезал врач, повелительно указав мальчику на стул. — Твоя мать говорит, что тебя беспокоит новое назначение отца.

— Совсем не беспокоит. Мне с ними не по пути.

— Тебе двенадцать лет. Поэтому у тебя нет выбора. Думаю, нам нужно выработать стратегию, чтобы облегчить твое положение.

— Да, мне двенадцать, — согласился Джордан. — Знаете, сколько школ я уже перепробовал? Десять. Я перепробовал десять школ, док. Вы понимаете, что это значит — каждый год идти в новую школу? Это ужасно. В этом нет ничего хорошего. Ничегошеньки. Потому-то дети военных такие трахнутые. Они или готовы лизать каждому второму задницу, или совсем дурковатые.

— Тебе надо учиться заводить друзей, — заметил доктор Брилл с легкой иронией в голосе. — Это учит уверенности в себе и гибкости в отношениях. Ты научишься правильно планировать свое время, и тогда тебе будет проще выходить из кризисов.

— Это учит одиночеству, — яростным шепотом произнес Джордан. — Вот и все, чему это учит. Ты никого не знаешь. Ты учишься обходиться без друзей. А потом я прихожу в кабинет типа этого, и кто-то типа вас начинает допрашивать, почему у меня нет друзей.

— Твой отец получил назначение на остров Поллок, Южная Каролина, — сказал врач, вновь сверившись со своими записями.

— Южная Каролина, — фыркнул Джордан. — О таком назначении можно только мечтать!

— Твой отец вполне доволен. Тебе должно быть хорошо, потому что это хорошо для карьеры твоего отца. Ступенька вверх.

— Отец меня ненавидит, — прошептал Джордан, снова бросив взгляд на не понравившуюся ему картину.

— Почему ты так думаешь? — мягко спросил врач.

— Понял путем наблюдений, — ответил мальчик.

— Твоя мать сказала, что отец тебя очень любит. Она говорит, что он просто так сурово выражает свою любовь.

— С ненавистью у него тоже все в порядке. Он ее очень хорошо выражает.

— Джордан, твой отец когда-нибудь поднимал на тебя руку? — задал вопрос врач, внезапно почувствовав, что дверь клетки, в которой сидел ребенок, захлопнулась.

— Нет, — солгал Джордан как истинный сын морского пехотинца.

— Он когда-нибудь бил твою мать? — спросил доктор Брилл.

— Нет, — снова солгал Джордан, невидимый боец Корпуса морской пехоты.

— Он к тебе привязывается? — продолжил расспрашивать врач.

— Да.

— Кричит на тебя, превращая твою жизнь в настоящий кошмар?

— Да.

— Тогда давай выработаем стратегию твоего поведения в Южной Каролине. Давай тактически обойдем этого военного. Твоя мать говорила мне, что вы останетесь на острове Поллок четыре года, то есть до окончания твоей учебы в школе.

— И что?

— У тебя будет время завести друзей. Постарайся сделать это как можно быстрее. Присмотрись к мальчикам, с которыми тебе захочется общаться. Выбери самых достойных.

— Это в Южной-то Каролине? — не поверил Джордан. — Бросьте, док. Мне повезет, если хоть у кого-нибудь из них прорезались зубы.

— Занимайся всеми видами спорта. Заведи подружку. Гуляй по вечерам с приятелями. Ходи с ними на рыбалку. У твоего отца на новом месте будет много работы. Держись от него подальше. Старайся не попадаться ему на глаза.

— Я для него хобби, — сказал Джордан. — Он хочет, чтобы я стал точь-в-точь как он, а по мне, так лучше умереть.

— Зачем ты занимаешься серфингом? — поинтересовался врач. — Зачем носишь длинные волосы? Чтобы его разозлить?

— Это сводит его с ума, — улыбнулся Джордан. — Потому-то я и ношу длинные волосы. Но серфинг — это другое.

— И что же?

— Когда я несусь по волнам, кажется, что со мною Бог. Океан. Солнце. Волны. Берег. Небо. Я не могу это объяснить, док. Это все равно что молитва без слов.

— А родители знают о твоей религиозности?

— Они ничего обо мне не знают.

— У тебя всегда было такое отношение к церкви?

— Это единственная вещь в моей жизни, которая осталась неизменной, — ответил Джордан. — Она утешала меня, когда я был ребенком. Она меня и сейчас утешает. Молитва — единственное, что помогает мне не чувствовать одиночества.

— Джордан, тебе очень повезло, что у тебя есть вера. Действительно повезло.

— Вы еврей. Во что верите вы?

— Я еврей, — спокойно ответил врач и протер очки галстуком. — И я ни во что не верю.

— Мне очень жаль. Это, должно быть, ужасно, — вздохнул Джордан.

— Ты хороший мальчик. Очень хороший.

— Когда я пришел, то сделал все, чтобы вы меня возненавидели.

— Ты отлично поработал, — рассмеялся доктор. — Мне нравится твой боевой дух. Мне все в тебе нравится. Не нравится только, что ты врешь.

— А когда я соврал? — спросил Джордан.

— Ты сказал, что отец никогда тебя не колотил. Сказал, что он не бил мать, — произнес Брилл таким тоном, что Джордан понял: этот человек знает все.

— Он нас и пальцем не тронул, — ответил Джордан, однако слова его прозвучали как-то неубедительно.

Врач зааплодировал, но не насмешливо, а одобрительно.

— Отлично. Мы с тобой оба знаем, что, если ты скажешь правду, его карьере конец. Я прекрасно понимаю, почему тебе приходится врать. Джордан, держись от него подальше. За свою жизнь я навидался таких мужчин. И они становятся еще опаснее, когда их сыновья подрастают. Ты достаточно умен, чтобы избежать его кулаков. Перехитри его.

— Я попробую, — кивнул Джордан.

— Похоже, у тебя в жизни было не слишком много радости? — спросил врач.

— Не слишком.

— И что было самим плохим? Знаю, об отце ты мне не скажешь. А в школе?

Джордан подумал о своей короткой жизни, о том, что еще ни разу не получал писем от одноклассников. Его ни разу никто не пригласил в гости, и он никогда не танцевал с девочкой.

— В третьем классе, — решился наконец Джордан, — в феврале меня перевели в очередную школу, третью за год. В День святого Валентина в классе устроили праздничный вечер, и учитель поставил коробочки с именами всех детей. Утром дети положили валентинки в коробочки своих друзей и тех одноклассников, которые им нравились. Учитель назвал твое имя, ты вставал и брал свои валентинки. Одна девочка, Джанет Тету, получила их больше шестидесяти. Она была такой милой и красивой, что некоторые мальчики положили в ее коробочку по четыре-пять валентинок.