Капитан развел руками.

– Известно, что покойная многих дарила своей благосклонностью. Вполне возможно, что и Эреша Тенишева тоже.

Сложить два и два было несложно.

Любовник, которому предпочли другого, оскорбленный…

– Не слишком ли много жертв? Для несчастной любви?

– Вы, Анна Викторовна, от жизни отстали. Это Ромео с Джульеттой самоубивались, а сейчас принято с размахом колобродить. Сам, мол, дурак, так и всем остальным жизнь испорчу. Не один уж случай…

Аня пожала плечами.

Вполне возможно, что и так. Для нее вообще все эти страдания на почве ревности были чем-то непонятным.

Любишь? Доверяй.

Не доверяешь? Уходи, это не любовь.

А ревность – это просто проявление недоверия к любимому человеку, вот и все.

М-да… ей ли говорить? Тут из своего глаза надо бы бревно вытащить… любит она Эреша? Любит…

А ревнует?

Черт… ДА!!! Ревнует! И злится. И… пусть этот гад будет счастлив, вот! Хотя бы и без нее, но пусть и будет – и счастлив!

Желудок заурчал.

Аня оглянулась.

Двери морга распахнулись, и вовремя. Капитан сделал шаг туда, повернулся к Ане, но та скрывалась в кустах.

– Сейчас я, минуту! Чулки подтяну…

Чулки на ней действительно были. Из экономии Аня носила только чулки, не признавая колготок. Тут ведь как – если на одной лапе дыра, то ты выбрасываешь обе. А с чулками проще. Если один порвала, то просто достаешь новый из упаковки. Главное, покупать сразу штук десять одинаковых… экономия!

Аня влетела в кусты и согнулась над ближайшим подходящим. И кажется, даже кого-то отпихнула. Но сейчас она бы и президента не заметила, настолько быстро и качественно ее вывернуло.

Минуты на три, потом она достала из сумки воду, прополоскала рот, сунула за щеку дольку лимона…

– Держи.

Чья-то рука протянула ей влажные салфетки.

– Спасибо.

Аня послушно взяла, вытерлась – и только потом посмотрела на хозяйку.

Пани Солоха.

В ее лучшем, более молодом варианте. Изящном и красивом.

Черные волосы, густые и блестящие, темно-карие глаза, фигура с такими обводами, что слова о диетах сразу кажутся глупыми и дикими, и – обаяние.

Такая и черта бы в мешок засунула исключительно силой улыбки.

Секунду Аня смотрела на женщину, а потом что-то щелкнуло у нее в голове.

– Вы…

– Я.

– Вы Сенина жена?

– Да. А вы?..

– А я вообще в этой истории случайно. Могла сейчас там лежать, – Аня кивнула предположительно в сторону морга. – Вас как зовут?

– Оксана.

– Аня, очень приятно.

– Мне тоже. Хотя повод… нетривиальный.

Аня не спорила. Весьма нетривиальный.

– Вы хотите прийти на Манины похороны?

– Хотела. Потом увидела капитана…

– Может, пойдем тогда отсюда? У меня машина рядом, – предложила Аня.

Возвращаться и ей не хотелось. Мутило, а вопросы типа «что с тобой», «чей ребенок» и «знает ли о нем папа» вызывали новый приступ спазмов.

– Тебе в таком состоянии только за руль.

– А ты водишь? – перешла на ты Аня.

– Ключи давай, немочь.

– Сама ты, – прошипела оскорбленная женщина, выпрямляясь и прижимая руку к животу. – Твою змею!

Ключи от «коровки» отдать пришлось. Оксана уселась за руль и посмотрела на Аню.

– Слушай… давай, что ли, в кафешке посидим? Тошно как-то…

Аня кивнула.

Ей тоже было тошно, только в буквальном смысле.

В кафе Оксана заказала для нее крепкий чай, для себя чашку кофе без молока.

– Ты как – получше?

Аня медленно отпила глоток, второй.

– Спасибо. Намного лучше.

– Ты ее родственница?

Аня медленно покачала головой.

– Подруга. И… Маришка меня сначала с Сеней познакомила.

– Не срослось? – Оксана спрашивала с чисто академическим интересом. – Почему? Он же обаятельный…

Аня покачала головой еще раз.

– Обаятельный, да. Только слишком… ненастоящий, понимаешь? Этакий рыцарь Ланселот, которого бросила Гвиневера… страдающий, гордый, богатый, с перспективами и в поиске новой любви. Поневоле начинаешь искать – что не так?

– И?

– Не трогай, чего не понимаешь, вот и все. Ты сейчас что – угрызениями совести маешься?

Оксана пожала плечами.

– Я каяться не стану. Случилось как случилось.

– Вы сами выбрали этот план, тебя из-под удара вывели… чего еще?

– А и ничего. Сеня… знаешь, он хороший парень был. И муж хороший. Богатый, образованный, неглупый, честолюбивый… единственное, на чем он сломался, – Россия.

– В смысле?

– Когда веник разорвали, стало модным ненавидеть все русское. Советский Союз, понимаешь?

Аня понимала. Веник ломают по прутику, так и Советский Союз. Он был опасен единством, а разломай его на части – и все. Конец.

И вырастет поколение Иванов, не помнящих родства, и так легко воспитать людей в ненависти…

Окна Овертона[21], если кто не слышал. Шикарный прием, позволяющий сделать с людьми что угодно. Не сразу, не за один год, но…

– А отказаться от того, что тебе вбили в юности, – сложно. И Сеня не смог… пока все было нормально, он был… в общем все было хорошо. А когда опять началось… он как с цепи сорвался. Эти его знакомые… когда мы переехали сюда, мы больше года жили спокойно. Сеня прятался, я это видела. Жил в неизвестности, для него это было вообще нечто.

– Вы привыкли к другому… – Аня не спрашивала, утверждала.

– Да. А потом началось и тут. Сеня стал… нервничать. Я прижала его к стенке и все узнала. У нас случился дикий скандал, я орала, что он подвергает опасности детей…

– Это действительно так?

– Пономарь не оставил бы его в покое. Ну и… рано или поздно, так или иначе…

Аня кивнула.

– Сейчас его нет. Можно жить спокойно.

– Да. Мы с Сеней демонстративно развелись, с шумом, гамом, и я нашла себе нового мужа.