– Мне не страшно.

– А должно быть страшно. Главное – не показывай этого. Ни в коем случае.

– Мне решать, что показывать, а что нет. – Я вырвалась из его рук. – От тебя лишь требовалось отпустить меня там, в цитадели, чтобы мы с Ником смогли вернуться домой. По твоей милости я еще здесь, а не в Лондоне с друзьями.

Страж наклонился и посмотрел на меня в упор:

– Ты здесь только потому, что мне не сладить с Наширой без тебя. По той же самой причине я сделаю все, что в моих силах, чтобы благополучно вернуть тебя в цитадель.

Повисла пауза.

Наконец рефаит прервал затянувшееся молчание:

– Нужно уложить тебе волосы.

Его голос звучал глухо. Мне в ладонь лег изящный костяной гребень; от безделушки так и веяло холодом. У меня задрожали руки.

– Не могу. Может, ты?

Он молча взял гребень. А после трепетно, словно осеннюю паутинку, уложил мне волосы в изящный пучок, так разительно отличающийся от моего обычного конского хвоста. Огрубелые пальцы коснулись моего затылка, прилаживая гребень. Меня охватила сладкая дрожь. Вскоре прическа была готова; рефаит убрал руки.

Его прикосновение было непривычно теплым. В следующий миг меня осенило: он снял перчатки. Я дотронулась до волос и поразилась: такая тонкая работа никак не вязалась с огромными руками стража.

– Поезд отправляется ровно в час, – шепнул он. – Вход – под учебным полигоном. На нашем месте.

Долгожданные слова эхом отдавались у меня в ушах.

– Если Нашира победит, сообщи о поезде остальным. – К горлу вдруг подкатил комок. – Сам отведешь их туда.

Он погладил меня по плечу:

– Уверен, моя помощь не понадобится.

По телу вновь пробежала дрожь, но совсем не та, на какую я рассчитывала. Внезапно страж потянулся заправить выбившийся локон мне за ухо. Вторая рука легла мне на живот так, что моя спина оказалась прижатой к его груди.

Я кожей ощущала его жажду. Не моей ауры, нет. Меня.

Он терся щекой о мою щеку, грубые пальцы скользнули к груди. Его лабиринт стремительно приближался, наши ауры сливались в одну. Обострившееся шестое чувство разрушило последнюю преграду между нами.

– Ты такая холодная, – хрипло пробормотал страж. – Никогда еще… – Он осекся.

Мои пальцы переплелись с его пальцами. Губы коснулись моего подбородка. Я положила широкую ладонь себе на талию. Противостоять соблазну не было сил. Напоследок можно. Мне хотелось быть желанной, пусть даже здесь, в этой тесной каморке, где стоит алая тишина. Я откинула голову, и наши губы соприкоснулись.

Всем известно, что рая нет. Джексон регулярно повторял это, и страж тоже. Есть только белый свет, последний проблеск сознания перед концом. А дальше – кто знает? Однако если рай существует, там все именно так, как сейчас. Словно трогаешь эфир голыми руками. Не думала, что будет настолько хорошо. Ни с ним, ни с кем-то другим. Я крепко обняла его, привлекая к себе. Он обхватил меня за шею так, что ощущалась каждая мозоль, каждый бугорок у него на ладони.

Его дыхание было жарким. Поцелуй – долгим. «Еще, еще», – билось у меня в голове. Эта мысль заслонила все прочие. Еще, еще. Погладив мою спину, бока, он стиснул меня в объятиях и посадил на ящик. Биение его сердца проникало в каждую клеточку, заставляя мое сердце биться в унисон.

Я сгорала от желания и не могла остановиться. Никогда в жизни не испытывала ничего подобного: это сладкое томление в груди, жажда близости. Его язык скользнул мне в рот. Я поспешно открыла глаза. Остановись, Пейдж! Хватит. У меня вырвалось невнятное «нет». Или «да». Или его имя. Он взял мое лицо в ладони и губами вновь нашел мои губы. Наши лбы соприкоснулись, и мой лабиринт будто обожгло. На маковом поле полыхал пожар. Еще, еще.

Прошла всего секунда. Мы молча смотрели друг на друга. Секунда. Выбор. Мой выбор. Его выбор. Затем – новый поцелуй, грубый и жадный. Сильные руки обвились вокруг меня, приподнимая. Как же мне его хотелось. До боли, до слез. Я впилась ему в волосы, царапала шею. Еще, еще! Он целовал мои губы, глаза, плечи. Еще! Ладони уверенно гладили и сжимали бедра, возбуждая самые немыслимые желания.

Я распахнула его рубашку и провела пальцами по обнаженной груди. Целовала напрягшуюся шею. Он набрал пригоршню моих волос. Еще! Его кожа была удивительно горячей и гладкой. От прикосновения к ней я распалилась еще сильнее. Мои ладони легли ему на спину, сплошь покрытую шрамами. Длинные, грубые рубцы. Метка предателя. Страж напрягся:

– Пейдж…

Но я и не думала прекращать. Он глухо застонал и снова впился в меня поцелуем.

Никогда его не предам. Восемнадцатый Сезон – прошлое, и повторения не будет.

Две сотни лет – более чем солидный срок.

Из забытья меня вывело шестое чувство, заставив резко отстраниться. Страж слегка отпрянул, но продолжал сжимать меня в объятиях.

Из полумрака на нас смотрела Нашира. В груди у меня помертвело.

Рассудок приказывал бежать, но ноги будто приросли к полу. Она видела. И самое страшное, видит до сих пор. Видит мои безумные глаза, кожу, покрытую испариной, опухшие губы, растрепанную прическу. Видит его расстегнутую рубашку, руки на моих бедрах, мои пальцы на его коже. Но шевельнуться я не могла.

Так и застыла, глядя на соперницу.

Страж заслонил меня собой.

– Я ее принудил, против воли, – хрипло проговорил он.

Нашира не ответила и шагнула в полоску света, льющегося сквозь занавески. Лишь тогда я заметила у нее стеклянный колпак, а под ним – невероятно! – абсолютно свежий распустившийся цветок с восемью лепестками, влажными от нектара.

– Теперь пощады не жди, – отчеканила рефаитка.

Страж перевел горящий взгляд с цветка на Наширу. Та швырнула колпак на пол. Звон бьющегося стекла вывел меня из транса.

По моей вине все рухнуло.

– Арктур Мезартим, ты мой принц-консорт, страж Мезартима. Но это в прошлом. – Нашира двинулась на нас. – Есть лишь один способ помешать предательству – сурово наказать изменников, чтобы другим было неповадно. Твою шкуру вывесят на городской стене.

Страж не дрогнул.

– Лучше так, чем исполнять твои капризы.

– Твое вечное бесстрашие. Или глупость. – Она провела пальцами по его щеке. – Я доберусь и до твоих дружков. Уничтожу всех до единого.

– Нет! – вырвалось у меня. – Ты не посме…

Мощный удар отбросил меня к стене. Острый угол ящика рассек бровь. Осколки стекла впились в ладони. Сквозь туман донесся голос стража, но в следующий миг в каморку ворвались Тубан и Ситула, преданные псы Наширы. Тубан ударил рукоятью кинжала стража по затылку. Тот покачнулся, но не упал. На сей раз Саргасам не поставить его на колени.