На подходе к пещерам Поссуэло настоятельно предложил ей оставить оружие. Теперь она поняла – он не просто спасал ее вооружение от конфискации. Он опасался, что она даст волю своей ярости. Каждая ее клеточка требовала возмездия, но она боролась с этим, продолжая напоминать себе, что истинный жнец, жнец, достойный уважения, никогда не совершит акта жатвы, подчинившись злобе или ярости. Но, конечно, если кто-то из тоновиков подступится к ним с оружием, она обрушит на него самые свирепые свои приемы Бокатор, сокрушая спины и ломая шеи без всякого милосердия.

– Мы просим аудиенции у Набата, – сказал Поссуэло.

Анастасия хотела было напомнить ему, что члены этой секты ампутировали себе языки, но, к ее удивлению, один из тоновиков ответил.

– Два года назад Набат был поднят на две октавы выше, – сказал он. – Он пребывает с нами лишь в гармонии.

Но Поссуэло нельзя было сбить.

– У нас иные сведения, – сказал он. – И мы здесь не с целью провести жатву. Наша цель – общая польза.

Тоновики изучающе смотрели на них. Серьезные лица, в глазах – недоверие. Затем тот, что заговорил первым, сказал:

– Идемте с нами. Набат вас ждет.

Полное отсутствие логики! Причем на всех уровнях. Если Набат ждет их, почему эти тоновики отрицают факт его существования? И действительно ли Набат ждет их или этот прислужник говорит так, чтобы окутать Набата покровом таинственности? Еще до того, как Анастасия встретила Набата, она почувствовала к нему сильную неприязнь.

Тоновики повели их к нужной им пещере, по-прежнему удерживая за руки, и, хотя Анастасия не стала освобождаться, она дала понять держащим ее людям, что для них это опасно.

– Вам бы лучше отпустить меня, если хотите сохранить свои руки в целости и сохранности, – сказала она.

Но тоновики не согласились сделать то, что она просила.

– Мои руки вырастут заново, как заново вырос язык, – сказал один из них. – Набат, в силу мудрости своей, вернул нам наши наночастицы.

– Ну что ж, – покачала головой Анастасия, – по крайней мере, он не полный идиот.

Поссуэло предупреждающе посмотрел на нее, и Анастасия решила, что молчание станет лучшей для нее формой поведения, потому что ничто из того, что она могла бы сказать, не сделает их положение лучше.

Процессия притормозила у входа в пещеру, напоминавшего пасть хищника. Именно здесь их представят Набату…

Но еще до того, как появился Набат, появился некто, чье явление убедило Анастасию, что проделали они весь этот путь не зря.

Когда Жнец Моррисон услышал, что к пещерам идет группа жнецов, он подумал, что это жнецы из Северной Мерики и явились они по его душу. Годдард, должно быть, узнал, что он жив, чем занимался все эти годы, а потому прислал людей, чтобы его задержать и привезти домой. Он решил бежать, но из пещеры был только один выход. Кроме того, Моррисон был уже не тот человек, каким был в те времена, когда начал служить Набату. Тот младший жнец мог бы легко спасти себя за счет других. Но этот, новый Жнец Моррисон должен смело встретить врагов и защищать Набата до последнего, как и обещал.

Он вышел вперед, как делал это всегда, чтобы оценить уровень опасности и своим видом показать противнику, что иметь с ним дело небезопасно, и вдруг, увидев знакомую бирюзовую мантию, застыл. А ведь он думал, что никогда больше не увидит ее!

Жнец Анастасия была поражена не меньше.

– Вы? – сказала она.

– Нет, это не я, – выпалил неожиданно для себя Моррисон. – То есть это, конечно, я. Но я – не Набат.

И куда девался его пугающий вид? Где его грозные взгляды? Моррисон чувствовал себя каким-то заикающимся тупицей, как, впрочем, и раньше чувствовал себя рядом со Жнецом Анастасией.

– Но что вы здесь делаете? – спросила Анастасия.

Моррисон принялся было объяснять, но понял, что на полную историю времени ему сейчас не хватит. Кроме того, он был уверен, что ее история будет поинтереснее, чем его.

Подошел еще один жнец, в мантии амазонских жнецов.

– Как я понял, вы знакомы? – спросил он.

Но не успели Анастасия и Моррисон ответить, как из-за спины Моррисона, похлопывая жнеца по плечу, появился Мендоза.

– Как обычно, вы загораживаете дорогу, Моррисон, – ворчливо сказал он.

Увидев Анастасию, викарий застыл от удивления. И, хотя глаза его бегали туда-сюда, он молчал. Некоторое время четверка стояла друг напротив друга, не произнося ни звука. Наконец, из пещеры вышел и Набат.

Увидев Анастасию, он раскрыл от удивления рот в манере, совершенно не свойственной святым людям, которые, как известно, тщательно следят за этим.

– Так, – проговорила Анастасия. – Похоже, я сошла с ума. Какая досада!

Грейсон знал, что Гипероблако получает от этой сцены истинное удовольствие – камеры, установленные на соседних деревьях, едва не хихикали, вертя своими головками, стараясь запечатлеть эту забавную сцену во всех ракурсах. Конечно, прямо сказать ему о том, кто приедет, Гипероблако не могло. Но ведь оно могло хотя бы намекнуть, что он встретит человека, который когда-то полностью перевернул его жизнь, причем самым замысловатым образом. Но все равно, даже вооруженный намеками, Грейсон в этой ситуации оказался бы безоружен.

И тем не менее он решил не давать Гипероблаку шанса ухмыльнуться над его расширенными от удивления глазами и отвисшей челюстью. Поэтому, когда Анастасия высказала предположение о том, что она свихнулась, Грейсон провозгласил с самым небрежным видом:

– Стоя воскресла! Да возрадуется отныне всяк живущий!

– Никакая Стоя не воскресла, – отозвалась Анастасия. – Воскресла только я.

Грейсон еще с мгновение удерживал на своей физиономии выражение, приличествующее, как он полагал, пророку, но потом бросил это занятие. Лицо его расплылось в улыбке.

– Так вы живы! – сказал он. – А я не был уверен, что ваши передачи – это ваши передачи!

– Так вы что, тоже знакомы? – спросил жнец в зеленой мантии.

– Еще с прошлой жизни, – ответила Анастасия.

Подошел еще один из спутников Анастасии. Или спутниц? И начал смеяться. Или начала?

– Момент исторический! Великое воссоединение воскресших!

Грейсон задержался взглядом на смеявшемся. Или смеявшейся? Было в нем нечто завораживающее. Или все-таки в ней? Солнце то показывалось из-за туч, то скрывалось, мешая толком разглядеть, что и как.

Мендоза, пытаясь сохранить хоть какую-то протокольность события, прокашлялся и своим лучшим сценическим голосом провозгласил:

– Его Сонорность, Набат, приветствует вас и предоставляет вам право на аудиенцию.

– Личную аудиенцию, – тихо подсказал Грейсон.

– Личную аудиенцию! – прогудел Мендоза, но и шагу не сделал, чтобы покинуть сцену.