Голос смолк. Окончательно и бесповоротно. Зато дверная створка медленно отъехала в сторону, пропуская в комнату…

– Сеньора? Что вы здесь…

Я еле успел подняться, и хорошо, что не отошел от стены, потому что инфанта, воткнулась в меня чуть ли не с разбега, обхватила руками и прижалась к моей груди на очень долгую минуту. Или на пять, не знаю. По крайней мере, напряжение в ее теле стало ослабевать, лишь когда я обнял Элисабет за плечи.

– Я так давно хотела это сделать… – прошептала она.

– Впечатать меня в стену?

– Дотронуться…

– Ну и как ощущения?

– Тепло… И спокойно.

– А разве есть повод для волнений?

– Собственно говоря, да, – сказал старик, на коляске закатившийся в комнату, тот самый, кому мы каждый раз ходили сдавать наши «лабораторные работы». – Приятных, но тем не менее.

– Может, мне хоть кто-то из вас хоть что-нибудь объяснит? А то я начну думать нехорошее. Очень.

Инфанта подняла на меня глаза, покраснела и снова уткнулась носом в мою рубашку.

– Видите ли, по ряду обстоятельств у мисс Арагона возникла необходимость в назначении опекуна. И, поскольку выбирать – целиком и полностью ее право, она предложила вашу кандидатуру.

– Учитывая ситуацию, решение… э… не самое разумное.

– Оно не противоречит правилам.

– Даже в сочетании с моей работой?

Старик улыбнулся:

– Никоим образом. Дело в том, что опекун представляет интересы мисс Арагона в делах, связанных с формальными общественными отношениями, как то: обучение, медицинские операции, наследственные дела, изменения семейного положения…

– Что стряслось? – строго спросил я у макушки Элисабет.

– Я… Мне предложили выйти замуж.

– Не рановато ли?

Инфанта не ответила и, подозреваю, снова густо покраснела.

– Это уже подробности, капитан! – уверил меня инвалид-колясочник. – Главное, что вас признали достойным кандидатом на роль опекуна, и за неимением других претендентов…

– Что?!

– С этой минуты и до дня совершеннолетия вы назначаетесь полноправным опекуном Элисабет Айрин Мария-и-Доминик Арагона.

– Эй! А у меня есть в этом доме право голоса?

– Вы не хотите? – робко спросила Элисабет, наконец-то поднимая голову.

– Я не… Да при чем тут хотение?! Вы хоть себе представляете, к чему все это сумасшествие может привести?

– Вы не хотите… – всхлипнула инфанта.

– Это… очень сложная ситуация. Для всех нас. И по долгу службы я…

– Долг службы же не мешал вам делать все те вещи? – справедливо заметила инфанта.

– Они были моим…

Ну и зачем я собираюсь соврать? В приказ Барбары никакое самовольство не входило. Тем более то, которое мне удалось сотворить.

– Вы же сделали все это?

И такой проникновенный серо-голубой взгляд!

– Уверяю, никаких проблем с правилами не возникнет, – подтвердил старик. – Назначение опекуна зависит только от личностных качеств человека, а не от его профессиональной принадлежности, пола и возраста. Вы не сможете принимать участие в делах клана. Ваша обязанность – другая сторона жизни мисс Арагона. Сторона, которой она обращена к гражданскому обществу. И даже замечательно, что социальную адаптацию девочка будет проходить под руководством…

Примерно с середины я перестал его слушать, потому что в голове отчетливо и ясно билась всего одна мысль: ну, Морган Кейн, ты и попал!

Конечно, можно было отказаться. И, скажем, гордо уйти. Но такой поступок означал бы как раз преступление против моих же собственных слов. Да-да, тех самых. Про доверие. А предать человека, который готов отдать тебе на растерзание два года собственной жизни… Правда, еще неизвестно, кто кого будет терзать. М-да.

– Я должен что-то подписать?

– Достаточно устного согласия. Наша беседа заносится в протокол.

Ну хоть тут бюрократии поменьше, чем в Управлении! Мне и так еще объяснительную Барбаре писать придется в пяти экземплярах… Возможно, вместе с рапортом об отставке.

– Итак, мистер Кейн, вы согласны принять на себя обязанности опекуна мисс Элисабет Айрин Мария-и-Доминик Арагона?

Я еще раз посмотрел в серо-голубые глаза и кивнул:

– Да.

Первым меня поздравил конечно же Диего. Прямо у машины. Ну, с ним все было понятно: скинул часть проблем на чужие плечи, чем не радость? Заговорщицки подмигнул, хлопнув меня по спине:

– Решил продолжить заботиться о сеньоре?

– Я бы сказал, решили за меня.

Он понимающе протянул:

– За тебя, конечно. И по-прежнему нет смысла спрашивать кто?

Вот именно. Никакого. Потому что все действующие лица этой пьесы известны.

– Но я рад.

Ага, еще бы. Верю сразу.

– А я вот… не осознал всей радости. И пока осознаю, буду очень признателен, если меня подбросят до школы. Кстати… – Я повернулся к Элисабет: – Сегодня разве нет занятий?

– Я прогуляла, – скромно потупилась инфанта. – По уважительной причине!

– По уважительным причинам отпрашиваются, а не прогуливают. Разница ясна?

Диего хмыкнул:

– Вы правда этого хотели, сеньора миа?

– Не знаю, – честно ответила та. – Но… Все равно так хорошо. Хорошо ведь?

Телохранитель хмыкнул еще многозначительнее и отправился к водительскому месту.

Тишина смутила меня еще на подступах к школе, а когда я добрался-таки до учебных классов, выяснилось, что занятия уже закончились. Давно. Но на вопрос об Адвенте мне ответили, и довольно вежливо:

– Мисс Кейн уехала вместе с мисс Манчини.

Можно было даже не спрашивать куда.

Ну неужели она не могла сказать: я хочу немедленно познакомить тебя с дядей? Разве сложно? Конечно, я тут же придумал бы массу причин, чтобы не совершать такой неблагоразумный поступок, но…

А вообще можно было никуда не идти. Вернуться домой, завалиться спать, придумать себе какое-нибудь полезное занятие в конце концов. Потом Эд бы вернулась. Или самостоятельно, или в сопровождении. И я бы увидел разочарованный взгляд, без слов сообщающий, какого обо мне мнения в одном большом милом доме. Приятная перспектива? Вполне. Привычная по крайней мере. Вот только если Алессандра решила что-то сделать, от ее решения бесполезно убегать: это я уже понял очень хорошо. И наверное, проще и безболезненнее будет расставить все точки прямо сейчас, не откладывая дела в долгий ящик, потому что там уже столько всего накопилось… Век не разгрести.